Жила-была девушка, в тридесятом царстве, в тридесятом государстве - в США. Как-то раз отправилась она в лес русский, повстречала там всю Россию, перебрала всю крупу сказок, перевернула все избушки к себе передом, и написала такую пьесу, что все дубы закачались, аленькие цветочки зацвели, и наступили крещенские морозы. Она сумела кинуть валенок в нужную сторону, да с такой силой, что ни одному богатырю не снилось. Описала она, как сейчас на Руси живется, и что живы, оказалось, и полеты на метле, и приземления в дома с медведями, и баба Яга по сей день лежит на печи, и стареет на сто лет с каждым вопросом. Но не только это. Жив Советский Союз, он и в иммигрантах, он и на плечах каждого, в их шубах, в их голосах, мечтах уехать или тогда проснуться, жива и Перестройка, она в каблуках девок, в их юбках, жажде, стремлении укатить или - коли нельзя - забыться. А Илья не Муромец, но Шагалов, поучившись у Серебренникова уму-разуму, взял, да и перенес все это на сцену русскую. Стоял перед ним Горюч-камень, были у него варианты, совсем в сказку забраться, на печь лечь или расплостать всю пьесу по сцене-матушке, а только не пошел он на это. Взял он, и где надо - одел в кокошники, а где надо - крутится вокруг шеста пустил, матрешки в черный перекрасил, а унитаз - в золотой, и смотрят люди - дивятся, и кто слезу пускает, по бороде катится, а в рот не попадает, а кто смеется так, что ЦДР ходуном ходит. Жить "Русским девушкам" долго и счастливо.