Спектакль

Ромео и Джульетта

Число выпускных спектаклей курса Руслана Кудашова, который в полном составе переходит в штат Большого театра кукол, приближается к десяти. Но «Ромео и Джульетта» — первый чисто драматический спектакль после ряда пластических, вокальных, кукольных опытов. Четыре с половиной часа шекспировского текста в прозаическом переводе Осии Сороки — это, конечно, испытание и для молодых актеров, и для публики. Но есть несколько причин, по которым его стоит выдержать. Во-первых, всякое слово, которое звучит на сцене, молодые люди произносят не просто осмысленно и даже не просто азартно — а так, точно именно этот спектакль призван радикально изменить их судьбу. Как обычно, режиссер Галина Бызгу ограничилась простой историей: дети полюбили друг друга чистой и светлой любовью, но окружающим не до детей и уж тем более не до любви. Хотя по сцене и ходит королева Маб, названная в программке Чумой — героиня Виктории Коротковой тоже всего лишь ребенок, даром что с набеленным лицом: этакая юродивая, которую любопытство приводит туда, куда через минуту явится сама смерть. И в то же время сентиментальной грустной сказкой дело не ограничивается. Ибо почти каждый из артистов словно бы ставит своей личной целью вывести героя на грань жизни и смерти и заставить заглянуть в бездну. Известная каждому образованному человеку сцена на балконе покоряет именно отвагой, с которой ее играют Алесь Снопковский и Наталья Сизова: дело даже не в том, что Ромео карабкается по отвесной стене, а Джульетта устремляется к нему навстречу, «ныряя» вертикально вниз, а в том, что физические действия срабатывают как биомеханика, зазор между актером и ролью исчезает. Получается нечто вроде тотального театра в песочнице, но такого, который даст сто очков вперед амбициозно-циничным опытам или заигрыванию с публикой с единственной целью понравится, которыми только и могут похвалиться большинство сегодняшних премьер.

Продолжая три года играть «Человеческого детеныша» — спектакль по мотивам сказки Киплинга, кудашовцы и сюжет пресловутой войны семейств Монтекки и Капулетти преподносят как историю торжества животного над человеческим. В Тибальте Анатолия Гущина, яростно бросающегося на балагура Меркуцио (Михаил Ложкин) довольно много от его же Шер-Хана. А Денис Казачук, играющий па­пашу Капулетти, фантастическим образом сочетает в образе порывы отцовской нежности и приступы неконтролируемой, параноидальной ярости. Половину спектакля ребята играют на грани фола, время от времени грань эту все же переступают, но в данном случае им это прощаешь по той же причине, по которой рационалист герцог (Дмитрий Чупахин) не наказывает отца Лоренцо (Сергей Беспалов): пусть и наивная, но неистовая вера в чудо — в том числе и в магию театральной профессии — это именно то, что реально способно противостоять разрушениям, в том числе и в области искусства.