Спектакль

Буря

Бессодержательный, но весьма привлекательный своими хорошо прописанными персонажами и наивной добротой старика Доннеллана театр. Как всегда, удачный коммерческий продукт. Хорошая актерская команда, но вот только Ясулович, конечно, никакой не Просперо

Это самый смотрибельный (уж извините) вариант бессмертного произведения "Потрясающего копьем".По сути старик Доннелан сделал хороший коммерческий продукт для показа на Западе. Именно для них эти пассажи про веселых колхозниц. В России сегодня это неактуально и неинтересно. На 30 минуте я из последних сил боролся со сном, выручил опять таки старик Доннелан. Мастерский ход и на тебе! Из плена сна меня вырвала обнаженная женская грудь. Мужская часть зала проснулась, ждали продолжения. Но нет, хитрый Доннелан минут через 20 разбудил и дам. Могучий торс и задница одного из актеров ввела женскую часть аудитории в восторг. Повеселил публику и вариант в пещере, где вместо сундуков с золотом стоит банковский терминал. Ничего не поделаешь - веление времени. На троечку, для галочки. Были на Доннелане.

"Буря" с мглою

Московская программа международного чеховского фестиваля подошла к концу. Вот уже в десятый раз московской публике представляется уникальная возможность познакомиться с одними из лучших творений мирового театра. В этом году москвичи могли стать участниками настоящего театрального марафона от Испании до Китая, не покидая столицы. Языковые и культурные барьеры театральному искусству не помеха: если разум не разберет, сердце подскажет, так что проблема восприятия отсутствует. Приятие – вот вопрос. Отсюда споры, бурные обсуждения в буфетах и, как итог, аплодисменты одних под топот покидающих зал другими. И эта неоднозначность – яркое свидетельство того, что чеховский фестиваль – событие безусловное, вне театральных рамок.Спектаклей, хороших и разных было много, но наши зрители, не чуждые театру мировому, очень тепло приняли спектакль с участием отечественных артистов. Без ложного патриотизма. Этим спектаклем стала «Буря» в постановке Деклана Доннеллана и Ника Ормерода.

Открытая сцена. Через минуту на нее ступит человек, окинет взором пустоту и заполнит ее своим искусством. Заполонит. Он маг. Он герцог. Он отец. Три ипостаси власти слились в нем безраздельно. Он, повелевающий силами природы, способен вызвать бурю и укротить ее, но бури душевные, метания сердца ему неподвластны. «Не властны мы в самих себе…». Грани абсолютного, будь то власть или свобода, явила «Буря».

Светлый, лишенный тяжеловесности, и «замаха на Шекспира» спектакль не изматывает, вдохновляет. Но эта сладость лишь облатка горького лекарства, она тает и остается то, что нам, порой, не по вкусу. То, что мы сглатываем каждый день.

«Ну и дурацкий остров! Говорят, на нем живет всего пять человек. Трое из них – мы. Если у остальных в башке творится то же, что у нас, то здешнее государство шатается». Эта Шекспировская фраза вызывает бурю аплодисментов. Остров – модель государства, выстроенная Просперо по образцу ему, герцогу Миланскому, известному – просвещенный, но абсолютизм. Цель просвещения здесь – подчинение. Книги Просперо – символ и орудие его власти. «Но помни – книги! Их захвати! Без книг он глуп, как я, И духи слушаться его не будут: Ведь им он ненавистен, как и мне», – увещевает Калибан нового своего повелителя. Просперо – царь и Бог, но, как в старой сказке, «королевство маловато…». А будущее не сулит и половины прожитого. Тирана, жаждущего отмщения, сознающего неизбежность ухода, играет Игорь Ясулович. Разделяет и властвует на сцене.

Свергнутый заговорщиками и обреченный на гибель в бурных волнах, он заново выстроил свое государство. Строил и ждал, мучился, предвкушал. Месть была его отрадой, одиночество (отсутствие равных) – верным спутником. Но когда для нечестивых врагов настал судный день, и жертва обернулась судьей, правосудие уступило трон милосердию. Эта сцена в спектакле решена как настоящий суд: три духа («тройка») зачитывают обвинение изможденным и напуганным вельможам. И, когда надежда покидает их, Просперо единолично милует. Это прощение – вымученное, сотни раз передуманное, свершившаяся воля «первого среди равных». В мольбе о снисхождении всегда больше искренности, чем в прощении, в ней неподдельный страх. Прощение – акт разума, решение взвешенное и пересмотру не подлежащее. Иначе это не прощение. Просперо милует, но не прощает. Он вынужден даровать свободу ради собственного освобождения. Эта «услуга» возвращает ему престол. Враги милованы, мир скреплен браком дочери Просперо и сына короля Неаполитанского. Но счастливым финалом исход пьесы не назовешь.

Пространство спектакля – удивительно по простоте и выдумке. Пустота, в которой актерам не на что опереться, – кажущаяся. Сцена статична, но картина за картиной полна динамики: перед нами корабль, а через минуту - тронный зал; пустынный берег сменяется диковинной поляной. Здесь всё и все в движении, но не хаотичном: актеры заканчивают картину, а в это время по сцене ступают действующие лица следующего эпизода. Кажется, что пространство здесь диктует правила игры. Как и остров в пьесе, полный иллюзий и чар, он властвует над ступившими на него, и не покоряется. Даже Просперо. Он – властитель островитян, но у пространства, как и у времени – другой Повелитель. Остров для «чужаков» – ролевая игра: полигон, где каждый может испытать себя. Мучаются здесь не только жаждой, но жаждой власти.

Сын свергнутой владычицы острова, дикий недочеловек Калибан (Александр Феклистов), ропщет на судьбу и убогую участь раба, он проиграл, но мечтает взять реванш у оккупанта (в его восприятии) Просперо. Полагаясь на двух пьяниц Стефано (Сергей Колешня) и Тринкуло (Илья Ильин), он говорит не о возврате величия, такая мысль не может родиться в сознании раба, но хочет сменить повелителя, обрести нового ненавистного идола. Калибан – символизирует рабство как философию: страшное сочетание трепета и угождения, ненависти и самоотречения перед очередным властелином. Разница между Просперо и новым хозяином лишь в том, что Просперо самолично провозгласил себя правителем, нарушив право Калибана на выбор тирана. Раб с правом выбора кому лизать пятки не удивляет зрителя, т.е. человека и гражданина наших дней. Знакомо.

Подчинение – единственный способ существования для всех обитателей острова. Подчинение с непрестанными мыслями о свободе. Калибан, покинутый, теряет дар речи. Он неспособен выразить тоску, это чувство ему незнакомо и потому он отчаянно воет. Не на кого жаловаться, некого ненавидеть, некого молить… Ариэль, верный прислужник Просперо, освобожденный им от страшных мук злой колдуньи, ждущий обещанной свободы, получив ее, не знает как ей распорядиться. Страшный по силе, смыслу и сыгранности финал спектакля, когда Просперо, обретший былой престол покидает остров и на авансцене остаются Ариэль и Калибан – растерянные, безмолвные. Им не дано сыграть партию в шахматы (игра властителей), валяющиеся на сцене. Они жаждали свободы, а получили освобождение. Обрести то, чем никогда не обладали, нельзя: нет памяти, нет даже примера для подражания. Всемогущий Просперо был повелителем острова, но не был свободен. Скованный властью, обидой, ожиданием отмщения он был самым бесправным рабом острова – господин и раб в одном лице. И в этом он не отличим от Ариэля и Калибана. Потому протяжный стон переходит в бесконечную тишину. Окаменение.

Как бы ни были забавны отдельные мизансцены и этюды спектакля, призванные отвлечь публику «от мыслей грустных», раз пойманную тему спектакля ничто не затмит. Скорее напомнит. Тринкуло и Стефано, дорвавшиеся до богатых одеяний и нелепо напялившие их – это встреча малиновых девяностых с гламурными нулевыми. На их фоне оборванный Калибан выглядит не таким уж дикарем, ведь он сумел раскусить, что власть – это не форма и атрибуты. Эти игры с переодеваниями как иллюстрация истории России последних десятилетий. Сцена из пьесы, в которой три богини приветствуют молодоженов, построена в советском стиле: здесь серп, колосья, ситцевые сарафаны и бодрые народные напевы. Грубо и аляповато, но это кажется намеренным, дабы, не вдаваясь в споры об идеальном государстве, показать, что даже внешне наше незабвенное прошлое на идеал не походило. Впрочем, одна «идеальная» модель в спектакле все же возникает. Гонзало (Александр Леньков), советник короля, рисует государство, в котором нет правителей, чинов, торговли, денег, устоев… Пройдено.

Остров населен духами. И духами прошлого в том числе. Это не мистика, это история. Здесь ничто не забыто. Главный дух, особо приближенный – Ариэль (Андрей Кузичев). Дух воздуха, он как воздух наполняет остров, не покидая сцены, заполняет ее. Его молчаливые монологи, кажется, не уступают по мудрости речам Просперо. Звуки, брызги воды, шумы, плески – непередаваемой атмосферой острова (спектакля) правит Ариэль. Мистифицирует, покоряет сцену и зрительный зал. Если Просперо – повелевающий теоретик, то Ариэль – безупречный исполнитель, и только чувство долга мешает ему покинуть освободителя-покорителя. Верный слуга, в отличие от раба Калибана и так же как он, Ариэль, будет вознагражден свободой, ставшей опустошением. Одна надежда, что кто-то решит завоевать этот необретаемый остров.

Спектакль многослоен, многогранен (ограничен талантом людей его сотворивших, а от того безграничен). Здесь реальность встречается с реальностью театра: Просперо вдруг оборачивается усталым режиссером, которого не слушают актеры, играющие актеров, играющих героев пьесы. Секунду назад маг и судья, он извиняющимся тоном обращается к публике и просит снисхождения, милосердия, к пониманию которого под занавес пришел Просперо. Апелляция режиссера/актера к залу, драматурга к читателю, правителя к народу, или гражданина к вершащим суд. Подчеркните верное. Не ошибетесь.

Англичанин, поставивший спектакль со множеством отсылок не только к конкретному времени, но и месту – это уже не кажется парадоксом. Если в чужом глазу с близкого расстояния видна соломинка, то, видимо, издалека можно разглядеть и бревна. Этот взгляд со стороны точен, ибо непредвзят. От этого спектакль, не раз вызывавший смех, кажется безысходным. Смех не над нами, наш смех над…, а впрочем, по словам Просперо, все это был лишь сон. А сновидения географической привязки не имеют. Этот сон без антракта, прерванный овацией, плавно переходит в явь, но найти отличия между действом и действительностью оказывается не просто. Впрочем, утешает лишь то, что автор сна Шекспир. Кто бы он ни был. Это единственное в чем нет сомнений.

“Комсомольская правда” http://kp.ru/daily/25724/2716531/

Превосходный спектакль. Все детали, движения, свет, музыка, сценическое оформление, игра актёров - всё очень органично и живо. Не хочется даже выделять чью-то работу отдельно, ибо всё сделано чётко, точно, цельно. Не было ничего, что мне показалось бы лишним и неуместным.
Очень светлая и добрая работа.

Прекрасный спектакль, тонкий, веселый и светлый. Будь у меня возможность, с удовольствием пересмотрел бы уже через несколько дней. Очень меткая трактовка образа Просперо, потрясающе сделанный последний эпизод с Калибаном. Отсылки к советским/российским реалиям не раздражают (по крайней мере, меня), нагота вполне к месту. У кого будет возможность, обязательно посмотрите! Хотя сейчас он игрался только на открытии Чеховского фестиваля, наверняка его потом поставят в репертуар.