Спектакль в Екатеринбурге

Борис Годунов

Прошлогодние гастроли театра Николая Коляды раскололи петербургскую публику на два лагеря: тех, кто считает его спектакли “провинциальным трэшем” и уходит в антракте, и тех, кто уверен – это самобытный многослойный театр, в котором за огромным количеством символов, деталей, красок скрывается глубокий смысл. Так случилось, что люди, театральный вкус и мнение которых я очень уважаю, оказались по разные стороны водораздела, достаточно аргументированно высказав свои точки зрения. В итоге я сдала билет на спектакль другого театра, который планировала посетить вечером, и отправилась на “Бориса Годунова”.

К слову, впервые постановку Николая Коляды (это был спектакль “Тутанхамон”) я увидела больше десяти лет назад в Екатеринбурге. В то время Коляда-театр обитал еще даже не в деревянном домике Ивана Маева на ул. Тургенева, а в подвале Краеведческого музея на проспекте Ленина 69/10. Спустившись по шаткой лестнице, вы попадали в удивительное пространство, совершенно не похожее на классический театр. Там в просторной комнате, заменявшей привычный холл, в несметном количестве лежали, висели, стояли самые разные предметы русского быта: самовары, скатерти, салфетки, какие-то мешочки, коробочки, полотняные подушки, тряпичные куклы...Этот театр создавался с нуля, изначально не было ничего, кроме энергии со стороны артистов и их руководителя, и огромного желания работать. Театр никем не финансировался, драматург Коляда из своих собственных гонораров платил актерам зарплату, покупал костюмы и элементы декораций. Труппа пережила многое, от снисходительного отношения критиков до варварского выселения из здания и последующего объявления голодовки. Вот так, вопреки (как чаще всего и происходит), и был создан театр, широко известный сегодня не только в России, но и успешно гастролирующий во Франции, Греции и других странах Европы. Да и тогда, больше десяти лет назад, на вопрос, куда пойти вечером, моя екатеринбургская приятельница, ни секунды не задумываясь, ответила: “В Коляда-театр”.

Сейчас это театр иного статуса, но возникшие, возможно, от безысходности традиции и форма подачи материала - с одноразовыми пластиковыми стаканчиками, морожеными курицами и подушками, привязанными за плечами, - сохранились до сих пор. Мне жаль, что не удалось посмотреть “Гамлета”. Думаю, что для этого произведения стилистика площадного спектакля подходит как нельзя лучше. Что касается “Бориса Годунова”, то и здесь авторский текст ложится легко на картинку. Я сторонник классического театра, но мне очень нравится игра в разгадывание символов и поиск скрытых смыслов. А здесь их хоть половником черпай. Огромный, дешевый диско-шар Бориса как символ власти, и маленький шарик на веревочке у Гришки Отрепьева, цветные авоськи на лицах народа, искусственные горбы, тушки цыплят, которые рубят прямо на сцене, так, что ошметки летят.

Бессмысленно все перечислять, это просто надо увидеть. Тем более, что актеры играют очень сильно. Илья Белов прекрасен в роли Гришки-самозванца. Стервятник, его Лжедмитрий придумал эту историю, сам в нее поверил, а на деле был и остался ничтожеством. Сергей Колесов в роли юродивого, один из немногих героев, чье лицо не скрывает цветная авоська, его истошный крик: “Нельзя молиться за царя Ирода” долго будет звенеть в голове. И конечно, Олег Ягодин, потрясающий актер, которому потребовалась меньше недели, чтобы влюбить в себя петербургского зрителя. Я понимаю теперь, почему многие называют его ведущим актером Коляда-театра. В нем есть мощнейший внутренний стержень, магнетизм, про таких говорят, “чувствуется порода”. Когда в начале он появляется в потоке толпы, лишь на мгновение обратив свое лицо в зал, сразу становится ясно, кто станет центральной осью спектакля. Я до сих пор не понимаю своего отношения к его царю Борису. Все-таки руки по локоть в крови, да и “нельзя молиться за царя Ирода”. Только у Коляды эта фраза звучит с вопросительной интонацией. Страшный человек этот царь Борис, но он здесь – именно человек, который страдает, боится, мучается. Шикарная сцена, когда он раскрывает одну за другой матрешки, вкладывает в них кусочки тушки цыпленка, закрывает и ставит обратно. Он что, душу в них вложить пытается?? А феноменально отыгранная сцена смерти, руки, судорожно вцепившиеся в детей? Все он понимает, что уйдут вслед за ним, как ушел когда-то в Угличе маленький царевич Дмитрий.

Они действительно уйдут, и в темноте повиснет вопрос: “Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!”
Да только народ безмолвствует.