Молодой режиссер Бархатов пытается сделать хороший спектакль в Мариинском театре
Один из самых нестыдных спектаклей в Мариинке: щедрый визуальный театр соприкасается с методами изящной актуализации материала.
Как ни сложно это себе представить, глядя на улыбчивого и подтянутого Щедрина с супругой, но свою оперу «Мертвые души» он написал около 40 лет назад. Еще сложнее понять, что после успешной премьеры в Большом и Кировском она была благополучно забыта в российском театре, перекочевав в музыковедческие труды, для которых оказалась благодарнейшим материалом. Это была очень радикальная вещица для своего времени, а для нынешних оперных ушей — судя по всему, совсем революционная. В оркестр вместо скрипок посажен женский хор, партия Чичикова соткана из белькантовых колоратур, Плюшкина поет меццо-сопрано, оперные голоса резко сталкиваются с «открытыми» тембрами, прогрессивная 12-тоновость сочетается с томительной песенностью русского народа, которую композитор не цитировал, а невероятно убедительно написал сам, как бы взглянув на эту фольклорную заунывность из XX века. Мариинская постановка, одно из мегасобытий «щедринской эпохи» Гергиева, — это, получается, взгляд на Гоголя, Щедрина и русское безвременье из века XXI.
За него отвечает режиссер Василий Бархатов. Реалии века — среднеазиатские швеи-мотористки, трудящиеся на Коробочку, сладкая парочка пчеловодов Маниловых, Чичиков, зачесанный под Джулиана Ассанжа, и озорные мертвецы-чертенята с трупными бирками на ногах — в его постановке лихо перемешаны с костюмами гоголевских чиновников. Фантасмагорическая кульминация — сцена отпевания Прокурора, своей теснотой и безумием больше всего напоминающая Черкизовский рынок.
А за русское безвременье, скорее, отвечает сценограф Зиновий Марголин, растянувший между двумя огромными колесами чичиковской брички видеосъемку сегодняшней заснеженной, бесконечной и веками не меняющейся России. Такой, какую можно увидеть, скажем, из окна комфортного «Сапсана». Ну и, конечно, Валерий Гергиев, добивающийся от своей на все готовой труппы верных и совсем не простых нот, а сам тем временем выколдовывающий со своим оркестром эту изнывающую тоску.
"Хоть опера и новая, но нового в ней нет: там музыка херовая и матерный сюжет". Эта эпиграмма на оперу Тихона Хренникова "Мать" достаточно точно характеризует впечатление от оперы Родиона Щедрина "Мертвые Души". Музыка конечно не херовая а какая-то никакая. За 3 часа действия не запомнилось ни одной музыкальной фразы - один лишь шумовой фон. Засыпающий Гергиев положения не спас.
Сюжет не матерный а скорее мертвый. Великую поэму умертвили путем расчленения ее на сцены. При этом были удалены комичные моменты, которые казалось бы должны наоборот быть подчеркнуты по правилам оперного жанра. Например, не было сцены обеда с детьми Манилова. Вместо этого автор либретто вставляет странную отсебятину. Зачем спрашивается Чичиков ногами избыивает на балу зятя Ноздрева (в оригинальном тексте Мижуева вообще на балу не было)? Разве что у этого действия есть какая-то философская подоплека, потому что улыбок в зале эта сцена не вызвала. Из повести о капитане Копейкине осталось только то что у него не было ноги. Зачем этого персонажа философской притчи вообще сохранять в сюжете в таком ампутированном, извините за каламбур, виде?
Художественное офрмление было ярким пятном на сером фоне. Интересное решение с гигантскими колесами брички, которые двигают переворачивающийся экран. Видеоряд русской дороги с заунывным запеванием напоминал о смысле поэмы, хотя никак не вязался с происходящим на сцене. Некоторые сцены были сделаны очень интересно. Например, приемная Собакевича в виде морга с говорящими бюстами греческих полководцев. Некоторые же решения были уж очень примитивны. Аллегория встречи с Маниловым на пасеке получилась приторной.
Несмотря ни на что тема все таки была раскрыта - но не на сцене а в зале. В глазах рябило от луи вютонов (современная версия фистончиков). Дамы приятные во всех отношениях и просто приятные всячески привлекали к себе внимание. А дешевый ремонт Большого театра с плохо положенной штукатуркой за безумные деньги напоминал историю про "казенное весьма капитальное строение" в комиссии по построению которой 6 лет трудился Чичиков.
Странный спектакль.
Не думала, что на Золотую маску попадают откровенно плохие постановки.
Интересно было в конце, когда закрыли занавес. В царской ложе был Чуров и ему начали кричать, почем он торгует мертвыми душами. Стоило увидеть, как зрители единодушно засмеялись и начали ему аплодировать.
САМЫЙ ХУДШИЙ СПЕКТАКЛЬ ВАСИЛИЯ БАРХАТОВА
Понравилось только, как кричали Чурову "Чуров, почем торгуешь мертвыми душами" после чего все зрители начали хлопать Чурову.
Музыка Родиона Щедрина это то, во что трудно влюбиться, но бесспорным фактом является способность композитора выжать досуха вашу душонку и заполнить ее своим вином не до конца исследованного свойства. Мертвые души написаны Щедриным несколько десятилетий назад и этот факт не дает покоя... Музыка мощная, концепция Щедрина и сейчас кажется убойной...
Никакого Н.В.Гоголя- острого ироничного искрометного у Щедрина нет. Его Мертвые души - буквально о могильной тоске более чем только российского существования. Сценография Василия Бархотова во многом в унисон с Щедриным, но не во всем. Главное решение сцены - очень удачное- огромные колеса- скорее жернова, колеса адской машины, макабрического поезда. В удивительных номерах Щедрина -стонах народной песни с кинопроекцией на экран адского поезда возникает аллюзия на Мертвеца Джармуша. Похоронная стилистика спектакля пронизана постоянными мертвецкими символами. Даже благостная пасека с ее липким медом душит и пугает. Что уж там говорить о белых тапочках, приемах-поминках, табуретках, живых мертвецах из архива Собакевича. И сами хрестоматийные герои кажутся мертвецами. И вот по поводу героев и хочется попенять Василию. Герои мертвые, но как-то незаняты. Кажется, что сценических действий для них могло быть больше. Может быть самым выразительным получился Собакевич со своим архивом мертвецов и живыми инфернальными гипсовыми бюстами.
Леденящая душу постановка. Только для закаленных живых некроманов :-)
Мрачный, некрасивый, стилистически грязный, разваливающийся из-за отсутствия единства спектакль. Все в нем негармонично. Сцены не соотносятся друг с другом, режиссерские придумки, а их немало, существуют в спектакле ради самих себя. И даже концептуальная сценография Марголина, призванная всегда отражать единый замысел, объединять плоды неорганизованной фантазии Бархатова на этот раз подвела и художественно и технически(скрежет от передвижения по сцене конструкции на двух гигантских колесах порой заглушал музыку). Объемные гоголевские образы уплощены до 2-3-ех отличительных признаков, назойливо навязываемых зрителю. Вообще, убогость постановки можно оправдать заложенным в нее смыслом, об уродливости положения вещей. Мол все так плохо и театр у нас такой. Нет в этом спектакле просвета, нет душевности, но и пессимистические взгляды не выражены. Так герои и не живые, но и мертвечиной от них не попахивает. Что-то среднее и не туда и не сюда. Режиссер сказал только, что все плохо, а в полноценную концепцию это не сложилось.
