Спектакль

Дети солнца

Герои пьесы Горького (как и спектакля Туманова), сочиненной в 1905-м, сразу после Кровавого воскресенья, да еще и в каземате Петропавловской крепости, умудряются жить так, точно только что не было расстрела безоружных людей. Химик Протасов (в этой роли убедительно дебютировал на театральной сцене киноактер Евгений Леонов-Гладышев) ставит опыты, отгораживаясь ими не то что от политики, но даже от элементарных домашних дел, его жена Елена (На­талья Кутасова), лишенная мужниной ласки, затевает театр, ловко подстраивая встречи разных героев и наблюдая, что из этого выйдет, а попутно еще и доводя до страстного исступления художника-резонера Вагина (Леонид Алимов). Ему Елена нужна, как и слава, — для удовлетворения амбиций. Это персонажи из разряда драматических. Есть еще и почти комические, над которыми до последнего момента обычно хохочут: брат и сестра из простолюдинов — ветеринар Чепурной и похоронившая старого богатого супруга Мелания Кирпичева. Оба они отчаянно влюблены — простодушная дуреха Мелания (Татьяна Калашникова) в хозяина дома, образованный Чепурной (Юрий Ицков) — в его сестру Лизу. История первой заканчивается позорным объяснением с Протасовым, история второго — самоубийством. Но в спектакле Туманова сочувствовать им не хочется. Слишком они, как и остальные, увлечены своими балаганными ролями, слишком заняты собой, чтобы любить.

Режиссура Туманова строится на том, что он вслед за Горьким всячески стремится растревожить покой этих хозяев жизни. Сначала подсовывает Протасову для разговора слесаря Егора, лупящего свою жену почем зря, и в этой беседе ученый выглядит полным идиотом, потом — пьяницу Якова Трошина: отличный ар­тист Михаил Николаев разыгрывает фарс на грани фола, так что зрители вздрагивают, а семейству Протасовых все нипочем — брезгливо морщатся и ждут, когда же все это как-нибудь само собой пройдет и снова наступит безмятежная жизнь. Одна лишь Лиза (Светлана Щедрина) от первого до последнего мгновения действия су­ществует, словно с оголенными нервами — да еще и временами устремляет взгляд поверх голов домочадцев и бормочет что-то отчаянное об окровавленном человеке, распростертом на земле. Она — здешняя Кассандра, единственное по-настоящему живое существо в благопристойном внешне балагане. Но ее, как водится, никто не слушает, а лишь пытаются лечить.

Туманов давно не демонстрировал такого острого чувства современности и та­кой внятной личностной позиции. Его человеческий месседж пульсирует в каждом эпизоде, и сформулировать его можно расхожей истиной: «Если человек не интересуется политикой, политика в конце концов заинтересуется им». О толпе озверевших люмпенов в финале только говорится, но ассоциация с Манежной площадью возникает стойкая и жуткая. Однако есть у спектакля и недостаток: главные персонажи за исключением Лизы столь не симпатичны режиссеру, что он рисует их тремя-четырьмя мазками, а выходит в результате, что возможности артистов используются примерно на треть.