Спектакль

У нас все хорошо

На «Золотую маску» в программу «Новая пьеса» привозят спектакль двух польских ньюсмейкеров. Первый — Гжегож Яжина, лидер нового поколения польской режиссуры. Вторая — писательница Дорота Масловская, которая в девятнадцать лет выстрелила романом «Польско-русская война под бело-красным флагом». Он переведен на десяток языков, включая русский, был экранизирован в Польше, и в фильме можно увидеть саму Масловскую. Девушка с рыжей челкой объясняет про жизнь главному герою — амфетаминщику по кличке Сильный, заблудившемуся в собственных галлюцинациях и общественных идеологиях и вообразившему, что началась русско-польская война.

Масловская со своими сюрными историями не могла пройти мимо театра, самой природой своей предназначенного примирять реальность с иллюзией. А если бы и прошла, ее бы привели туда за руку. Несколько лет назад Томас Остермайер, режиссер и руководитель берлинского «Шаубюне», искал авторов, которые бы написали пьесы для драматургического фестиваля, проходившего под лозунгом «Национальность и идентичность». Остермайер заказал пьесу польке Масловской и попал в точку: «национальность и идентичность» — это лозунг, без которого в Польше после вступления в Евросоюз не обходятся даже детские утренники. В новой пьесе, за которую тотчас же схватился главный варшавский театр, уже нет малолеток под кайфом. В ней не происходит катаклизмов, потому что главный катаклизм — Вторая мировая — позади, из ящика го­ворят, «у нас все хорошо», хотя малолетки все так же не в ладах с реальностью. Реальность — это убогая кухня, по которой бабушка рассекает на коляске, а внуч­ка на роликовых коньках, покуда задерганная на работе мать перетирает с по­другой. Параллельно молодой режиссер снимает авторское кино, и персонажи в какой-то момент начинают перемещаться из фильма в кухню, а оттуда в телестудию, где еще не снявший кино режиссер уже рассказывает, как ему удалось добиться успеха, так что уже и не разобрать, что происходит на самом деле, а что — чья-то фантазия (отдельный вопрос — чья). В какой-то момент вперед наконец-то вырывается реальность — та самая кухонная реальность, где внучка бесконечно препирается с бабушкой и не дает ей до конца рассказать про первый день войны, — но в этот момент вдруг выясняется, что бабушки нет в помине: в тот самый первый же день войны она погибла.