Спектакль

Король Обезьяна и Мышь Гоблин

Чеховский фестиваль (правильно ­го­ворить: Международный театральный фестиваль имени Чехова) проходит в восьмой раз — уже с 1992 года он ­служит наглядным учебником истории театра. ЧФ привозил в Москву спектакли Питера Брука и Джорджо Стрелера, Петера Штайна и Арианы Мнушкин, Роберта Уилсона и Кристофа Марталера. Перелистывая его программки (а он проходит раз в два года), можно с высокой точностью судить о тогдашних тенденциях мирового театрального мейнстрима. Смотрим на нынешнюю афишу. «Баттута» Бартабаса — зрелище в исполнении коней и на­ездников. «Болилок» Филиппа Жанти — сюрреалистическое зрелище. Международная копродукция «Туман» — зрели­ще с элементами цирка. «Дориан Грей» Мэтью Борна — остросовременное ­зре­лище. «Семь смертных грехов» Пины Бауш — зрелище из ряда вон. Пекинская опера «Король Обезьяна и Мышь Гоблин» — старинное зрелище в аутентичном исполнении. Австралийский провокативный «Навигатор» — говорят, о-го-го какое зрелище. Вот и тенденция.

В театре в этом смысле все как в кино. Фильмы, рассчитанные на широкий мировой прокат, делают ставку на экшен и спецэффекты. Психология, долгие разговоры, крупные актерские планы ушли в национальное кино и на телевидение. Так и театры, работающие для города и страны, опираются на литературу. В Европе (как и у нас) публика приходит в театр за тем, чего не найдет на большом экране: человеческие отношения, беседы, где все решают интонации, паузы, поворот головы. Смотреть такие спектакли, не зная языка, — пускать деньги на ветер. ­Это не мейнстрим. Мейнстрим — это театр, активно гастролирующий и участвую­щий в фестивалях, этот театр, как правило, невербальный, то есть зрелищный. В афише нынешнего Чеховского фестиваля такого больше всего, как его ни назови: танцтеатр, конное шоу, инженерный театр или цирк на сцене.

Цирк на сцене — вообще жанровый акцент этой программы. Франция — акцент географический. Во Франции цирк на сцене называют «новым» — Nouveau Сirque. На нем и остановимся.

Если честно, новизна такого цирка относительна. Цирк на сцене существует давным-давно — у нас, к примеру, он завелся в тридцатых для расширения аудитории и удешевления гастролей. Но в мас­штабах последних десятилетий он действительно нов. Тем более для русской публики, которая твердо знает, что цирк — это наездники, акробаты, дрессированные животные и коверный в паузах, пока с арены убирают слоновьи какашки. Первое и главное отличие цирка, который мы знаем, от цирка, которого еще не видели, — отсутствие животных. «Новый цирк» в этом смысле — цирк вегетарианский. Во-вторых, это цирк акробатичес­кий. В-третьих, его действительно показывают на сцене, поэтому технический уровень трюков не слишком высок. В «но­вом цирке» никогда не объявят: «Оркестр, туш! Смертельный номер!» Там вообще нет номеров: это полноценные спектакли с сюжетом, хотя иногда и трудно поддающимся описанию, как в случае со спектаклями швейцарца Даниеле Финци Паски (у него в нынешней программе целых две постановки, многолюдный «Туман» и моноспектакль «Икар»).

Франция вообще сегодня цирковая Мекка. Отсюда по миру разъезжаются на гастроли десятки цирковых трупп, и на­оборот — сюда на престижный конкурс «Цирк завтрашнего дня» съезжаются лучшие артисты. Французский «новый цирк» в афише ЧФ помимо прочего — это спектакли династии Тьере-Чаплин: «Невидимый цирк» сделали супруги — Жан-Батист Тьере и дочь Чарли Чапли­на Виктория. «До свидания, зонтик» — постановка их сына Джеймса, в «Оратории Аурелии» играет их дочь Аурелия. Ближайший конкурент Франции — Канада, для которой «новый цирк» стал важнейшим видом культурного экспорта. Канадцы тоже будут этим летом в Москве — компания «Семь пальцев на руке» со спектаклем «Жизнь» и продукция цирка «Элуаз» «Туман».

«Элуаз», к слову, был создан эквилибристом Жанно Пеншо после того, как он выиграл приз на помянутом французском конкурсе, и с учетом опыта, приобретенного в Cirque du Soleil, — эта труппа вообще вне конкуренции в этом жанре. Тот «новый цирк», который мы увидим на ЧФ, — это эксперимент, высокое искусство, винтаж — все что угодно, толь­ко не массовое производство. Cirque du Soleil же — другое дело. Это Microsoft «нового цирка». Голливуд «нового цирка», его компания Ford с конвейерами по всему миру. Даже главный герой нынешнего фестиваля, канадский гений Робер Лепаж, и тот ставил в Cirque du Soleil — хотя девятичасовое полотно «Липсинк», которое он покажет в Москве, к цирку отношения не имеет.

Этой весной Cirque du Soleil открывал своим номером финал «Евровидения» в Москве. А осенью на два месяца ­при­везет в «Лужники» шоу «Varekai», и если труппе тут понравится, останется в Москве надолго. Выходит, в этом сезоне у нас есть шанс узнать о «новом цирке» буквально все, что о нем нужно знать.