Спектакль

Шекспир-лаборатория

Практически любой из эпизодов этого спектакля украсил бы большой спектакль любого большого театра. Но эти большие часто такие неповоротливые, что там давно забыли, что театр может быть энергичным, современным, не занудным. Другое дело – Большой театр кукол, где фантазия бьет ключом и от спектаклей труппы, и тем более от студенческих спектаклей курса Кудашова.

Их фантазии можно только удивляться. Попробуйте на сцене показать, как тонет Офелия (а они просто выливают воду на пол и светят туда фонариком). Попробуйте посочувствовать Офелии (а они одевают на неё пуанты и она мечется, словно бабочка). Попробуйте объяснить молодому зрителю трагедию Гамлета (они хулиганят, устраивают целый квновский номер). А как вы покажете вражду между Монтекки и Капулетти? Выведете на сцену все два семейства? А они просто положат на стол английские булавки… А как показать без банальностей и пошлости смерть Ромео и Джульетты?..

Наверное, таким и будет театр - он будет говорить о вечном и важном, но говорить не скучным языком сегодняшнего БДТ, а энергично, ярко, доходчиво и иногда по-хулигански. Студенты Кудашова уже не удивляют: они приучили к тому, что на их спектаклях никто не будет скучать. Наверное, им повезло больше, чем просто будущим актёрам драматического театра: они умеют не только говорить и жить на сцене, они умеют еще оживить листок бумаги, булавки, обычный пол. Они – в первую очередь кукольники. Смогут ли они осилить, например, «Дядю Ваню», не могу сказать. Михаил Ложкин (как я понимаю, лидер курса) сможет точно, но пока Кудашов в основном только ему доверяет выход на авансцену, позволяет молчать и смотреть в зал. Остальных – толком не видно. Не видно именно как драматических артистов. Наверное, всё впереди. Наверное, любому драматическому не плохо было бы научиться фантазировать, экспериментировать и двигаться так, как это делают «кудаши».

Они так заиграются, что от Шекспира выведут на день сегодняшний – и тогда девушка будет звать Гамлета, любить его, ждать его, а он, собака такой, уедет на белом кораблике куда-то налево. И девушка эта будет вовсе не Офелией, а нашей знакомой барышней, которую бросил любимый. Потом они покажут молодцов, которые после мимолетной любви забудут своих девушек и вытрут их платки о свои ботинки. Потом настоящие горцы будут ревновать, а простой работяга станет задавать себе вечные вопросы.

Умное шоу на пространстве малой сцены – цирку дю Солей такое и не снилось. Про большие театры я молчу.

Не всё расшифровывается, не всё удачно, но перечитать Шекспира они призывают. Лучше если – до спектакля. Чтобы быть готовыми к тому, что Джульетта погибает. Сначала пуговицы летят в стороны, женщина рождается. А потом горячий пар валит клубами.

Заметки зрителя по просмотру «Шекспир-лаборатории».

Что такое Жизнь? Что такое живое? Когда из живого уходит жизнь? Свойственен ли живому анализ, препарация? Или это всего лишь метод познания, свойственный человеку? Кажется – это всего лишь человеческий метод, вообще говоря, несвойственный Живому. Пульсирующему… Но, всякая препарация предполагает синтез. Иначе вы потеряли и не показали целое. Живое.
Синтез отсутствует лишь в анатомическом театре. Но там вы изначально имеете дело с мертвечиной.
Значит, если ваш процесс постижения должен отразить нечто живое – Шекспира, например, – то можно ли останавливаться на стадии расчленения? На стадии «выжимки»? Расчлененность и выжатый сок – есть конец живого.
«Что» же все-таки такое Шекспир? Лишь знакомый голый сюжет? «Эссенция» из чувств, фактически не имеющих лица, безликих? «Где» Шекспир? В чем? В «выжимке» из ограниченного набора предлагаемых символов? Если – да, то это – труп. В лучшем случае «недопоиски» режиссера-лаборанта. Но тогда это научная лаборатория. Не режиссерская. Ведь именно там – живым не оставляют. Вырежут, чтобы посмотреть. Это их «епархия». А театр?
Для меня – Шекспир, и его герои, – живые! Потому что когда-то (не на последнем спектакле) я – плакал (поверьте!). Их убивали, или они пытались сохранить Любовь, раздираемую остальными и логикой обстоятельств, и их раны становились моими…
И человек – плакал… Я – жил! Я жил «логикой» Шекспира и плакал вместе с ним… Мне так не хватало его рядом! Мы бы, наверное, плакали обнявшись…
Почему?
Это были его строки, которыми он умирал вместе с Гамлетом! Мне нужен был неповторимый вздох его, чье сердце проткнули той же шпагой, в тот момент, когда его вздох излился в его неповторимые строки. И сердце мое протыкалось вместе с его сердцем… Я не мог без строк Шекспира. Заметьте, – без строк Шекспира, а не Мамардашвили!...
Был бы он жив, он бы сам рассказал… Лицом к лицу. Но его – нет, и мне остались лишь его неповторимые строки в лицах… И это был театр! Меня же лишают и их (т.е. строк), утверждая, что это – Шекспир, и заставляя считать, что я – в театре …
Лицо. Актер. Лик. Что ему Шекспир? Когда он (актер) становится неотъемлемой необходимостью театра? По мне – одно без другого, казалось бы, не бывает. Это ведь его голос – сейчас голос Гамлета. И он сейчас – Шекспир! Заметьте, не изображение набора символов и не препарированный человекообразный символ,… не выжимка из чувств и оголенная страсть. Он, сейчас – Шекспир. Потому что и он все это сейчас «несет»!… Строками его. Текстом его. Захлебываясь слезами Вильяма!.. И его сердце только что проткнули. И я – умер вместе с ним…
И мы плачем вместе…
Чтоб я делал без Актера, без его Лика…
Потому всегда и ходил в театр. Актер соединил через времена с Шекспиром. С живым. Не символ соединил, а – Актер, Лик.
Актер – не символ!
Есть на земле еще одно неповторимое место, где незримо вибрирует связь времен. Где все живы. Это – Храм. У Бога – все живые. Слышали, надеюсь?
Может быть поэтому в те времена с таким упоением ходили в театр. Когда Храм был отрезан от нас.

Зритель.
Зритель… Можно восторгаться отрезанной печенью и восхищаться, как восхищался бы искусный паталогоанатом, только что вырезанным замечательным экземпляром сердца. Можно даже аплодировать искусству паталогоанатома, наблюдая его «технику исполнения» при ограниченном инструментальном наборе. Но перед ним лежит труп. Труп из того, что было произведениями Шекспира. И я надеюсь, что слышанные бурные аплодисменты из зала относились не к мастерству паталогоанатома, а к самоотверженным усилиям ребят вырваться к живому из пут Символа.

Кругом так много мертвечины…
А ведь хотелось увидеть живое… Театр!...
Жаль.

Арутюнян Александр,
научный сотрудник.
зритель. (e-mail: arut@omrb.pnpi.spb.ru
или arut61@mail.ru)