В спектакле перформера Филиппа Григорьяна жутковатая комедия Павла Пряжко про детство приобрела модный вид и мифологический оттенок. Среди исполнителей Донатас Грудович и Александра Ребенок, съевшие собаку на «новой драме».
Драматический, Перформанс |
Филипп Григорьян |
Кое-то, думаю, видел перформанс Филиппа Григорьяна «Новый год», в котором актеры практически не говорят. Минский драматург Павел Пряжко, напротив, экспериментирует со словом. Два года назад они познакомились на драматургической лаборатории в Ясной Поляне, ударились в воспоминания детства и долго обсуждали какую-то «точку бифуркации». Все тогда потешались — спелись, мол, человек, которому слова мешают, с человеком, которому слова не дают покоя. Шутки шутками, но вот же Пряжко, вернувшись в Минск из Ясной Поляны, написал «Третью смену» — пьесу про летний лагерь и встреченного детьми гномика. Он вообще много и быстро пишет, хотя было время, когда о Пряжко говорили, что дальше «Трусов» он не пойдет. Теперь смотрите: на «Любимовке-2007» Юрий Алесин поставил «Третью смену» c подростками из Театра юного москвича. В Томске «Третью смену» выпустила Ксения Зорина. В пермскую Лысьву «Третью смену» едет ставить Юрий Муравицкий. В московском Театре Йозефа Бойса пьесу поставил Филипп Григорьян, спектакль играют в Актовом зале.
Почему из всего, что написано Пряжко, широко пошла «Третья смена», вопрос несложный. Во-первых, это редкая его пьеса без мата. Во-вторых, она смешная. В-третьих, она про детство, а это вопрос, о котором каждому известно и каждый готов его, так сказать, подискутировать. Пряжко по поводу детства именно дискутирует. Детство, при мысли о котором у всех увлажняются глаза, по Пряжко — это глобальный обман. В социальном смысле тоталитаризм, в биологическом — соревнование самцов за право обладания самкой, в мифическом — античный мир предопределенности. То есть дети —
будущее, чреватое прошлым. Филипп Григорьян добавил к этой картине свою краску — белую. Он одел молодых красивых актеров, как одевают героев своих фотоколлажей художники группы АЕС+Ф: белые майки, белые шорты,
носочки. Режиссер делает примерно то же, что и художники, — показывает
детей, перепаханных миром потребления: у них клишированная речь, шаблонное мышление и унифицированная модельная внешность. Они так же, как и взрослые, предают за грош, верят в мистику и так же сексуально зависимы; от взрослых они отличаются только невинностью, которая дает им безнаказанность, в этом вся сладость детства. В довольно неожиданном финале Пряжко
с Григорьяном констатируют: этих поганцев стоило бы истреблять в зародыше.
Совместный проект Театра им. Йозефа Бойса, Актового зала, Агентства «Творческие индустрии» и Театра.doc «Третья смена» за не слишком долгое время своего существования успел обрасти уже определенной историей успеха: после первого же показа спектакль был отобран для участия в программе Russian case Всероссийского театрального фестиваля «Золотая маска», был включен журналом «Афиша» в список десяти лучших премьер сезона, а фрагмент текста пьесы печатался в октябрьском номере журнала «Esquire» за 2007 год.
Пьеса была написана всего пару лет назад минским драматургом Павлом Пряжко, но поставить ее успели уже несколько раз в разных городах, причем как со взрослыми актерами, так и с совсем юными, чей возраст примерно соответствует возрасту персонажей. Ведь в «Третьей смене» рассказывается о жизни в летнем лагере как она есть: дети пробуют курить, не спят после отбоя, заводят романы – гораздо более быстротечные, чем сама смена, старшие отыгрываются на младших, учат их, как это говорится, общению, но все панически бояться появления нянечки, вожатые – не исключение. Наоборот, они ведут себя, пожалуй, даже похлеще детей.
В общем, все очень жизненно, вполне узнаваемо и хотя, по сути, должно бы быть слегка жутко, но на деле скорее смешно. В постановке театра им. Бойса актеры все-таки не дети, но сами очень молодые; все одеты в белые шорты и майки, вожатые – в серое. Никаких красных галстуков, хотя лагерь в какой-то момент и называется пионерским, время вроде бы наше, но его приметы почти не чувствуются, разве что пару раз упоминаются сотовые телефоны. Декорации, как водится, самые минималистичные: двухэтажная кровать, шкаф, таз с водой, еще что-то по мелочи. В принципе все то же самое могло бы происходить примерно когда угодно, потому что дети всегда одинаковы и вкус свободы, даже и относительной, одинаково их пьянит. Вот только концовка совсем современная, в советское время такого бы не могло произойти.
И все-таки действие затягивает зрителя не сразу, а постепенно, диалоги живые, с жаргонными словечками, повторением одного и того же, отдельные персонажи говорят очень быстро – все как и в жизни, а вот наиболее характерные эпизоды – драки, подушечные битвы, игра в бутылочку – демонстрируются не напрямую, а только образно, через определенные символические действия. Иначе, пожалуй, было бы плоско. В целом же интенции персонажей понятны и смешны для любого зрителя, даже если у него никогда не было собственного опыта поездок в летние лагеря.
Постановка, конечно же, предлагает не только посмеяться, в нее заложены некоторые идеи, но все-таки чего-то, остается впечатление, не хватает: не то глубины, не то, наоборот, мест, где весь зал смеется в голос.
Детство. Будучи маленькими взрослыми герои спектакля живут в особом "лагерном" мирке, достоверно воссозданном в стенах Акт.зала. Ночь, тревога, нянечка с ведром, как будто только что вышла с экрана фильма "Пасека" НОМа...
Всё Всё действие происходит в одну ночь - от вечера и до утра. Обычные разговоры, присущие "нежному" возрасту - о любви, снятых трусах и сигаретах, выражены прекрасным школьным языком. Мне понравилось, блинваще! Каждый из героев есть классический образ современного человека. Нарочитость и резкость высказываний позволяет зрителю быстро их раскрыть. Это - своего рода современные архетипы. В спектакле есть всё: любовь и ревность, измена, страх, предательство. Потому что дети - как маленькие взрослые.
Творчески спектакль, как мне показалось, решен замечательно: искусная сценография вкупе с грамотной световой партитурой создает ощущение графичности и образности. Очень порадовали артисты, особенно тов. Грудович - как всегда в своем стиле, приплясывая на шкафу, видимо, по замыслу драматурга, олицетворяет собой некий тип человека "осведомленного, но предпочитающего молчать". Обремененный силой и не знающий нужды - "Баран" терпеливо сносит все сваливающиеся на него злоключения, при этом не забывая вызывать гномика в пятой палате..
Единственное, что обескуражило - это концовка. Зачем было убивать и без того счастливых детишек, когда, было бы куда гуманнее заразить их всех ветрянкой или краснухой. Но Автору, должно быть, виднее..
«Товарищи-дети» в белоснежных майках и шортах, так напоминающих о физкультурном прошлом нашей страны 30-ых, проводят неспокойную во всех отношениях ночь в лагере, Пионерском. Сильно захмелевшая пионервожатая и якобы влюбленный в нее вожатый, полусерьезно-полушутя балующийся время от времени с флажком, тоже пионерским, особо не препятствуют невинным детским шалостям: ну, покурить там, устроить бой подушками или вызвать гномика. Настоящее зло для деток – безмолвная нянечка, в одеждах римского императора, словно призрак, появляющаяся в самый неожиданный момент. Нянечка старательно бдит дисциплину, а провинившихся «оттаскивает» за уши. Что не мешает детям, в общем-то, неплохо провести эту ночь, по замыслу драматурга, последнюю в их жизни.
Они пьют и курят, говорят на современном косноязычном сленге, играют в бутылочку, стаскивает друг с друга трусы, сплетничают, воруют, плетут свои интриги, при этом отстаиваясь детьми - маленькая модель взрослого мира. Под покровом темноты и отреза зеленого плюша в лагерь прокрадется гномик, который на поверку окажется карликом из соседней деревни. Соберет конфеты-печенья и удалится, но недалеко, ибо обнаружив обман, дети разозлятся, и не станет карлика.
Временами гомерически смешная «Третья смена», тем не менее, пропитана горечью. Эти взрослые дети жестоки и несчастны, но главная мысль - они жертвы. Чего? - предлагается додумать зрителю.