Оперетта

Графиня Марица

Новый спектакль длинноименного худрука Будапештской оперетты, Миклоша Габора Кереньи, на сцене Петербургской музкомедии не учит разумному, доброму и вечному. Он не учит вообще ничему. Чистая развлекательность, никакой иной цели. Более того, спектакль вопиюще глуп — нет, это не глупость со­здателей, это верность духу первоисточника: оперетта Имре Каль­­мана «Марица» и впрямь не Гегель, не Гоголь и даже не ­Бабель, всего лишь милая костюмная вампука про разорившихся графьев, прекрасных графинь, старых богатых теток, бегающих в поис­ках, кого бы озолотить, etc. Но что в кальмановском первоис­точнике есть хорошего, так это море прекрасной музыки. А еще венгерский заводной темперамент, концентрированная полнота жизни, пьянящая как шампанское.

Все это в петербургско-венгерском спектакле оказалось передано в лучшем виде. Оркестр муштровал лично австриец Петер Гут, один из признанных в мире специалистов по классике легкого свойства. Результаты нешуточной вокальной выучки также заметны: никаких микрофонов актерам больше не нужно, их прекрасно слышно даже на фоне самых мощных оркестровых форте. Наряду с местными артистами в спектакле участву­ют мариинские: ни Карине Чепурновой, ни Виктору Луцюку на сцене нынешней Музкомедии появиться отнюдь не зазорно. Впрочем, у ролей титульной пары влюбленных — графини Марицы и управляющего Тасилло — есть и другие исполнители, из здешней труппы, и они тоже вполне справляются. Вторая влюбленная пара (как и положено в оперетте — комическая) не менее эффектна. Ольга Лозовая (Лиза) умудряется не только аккуратно пропеть все положенные ноты и колоратуры, но и ритмично станцевать шимми с партнером и, не прерывая пения, грамотно откаблучить акробатические фигуры. Она ­помимо прочего радует безупречным артистизмом: сыграть смешную девчонку, почти подростка, и избежать штампов тюзовской травести — все равно что сдать экзамен по актерской профпригодности на твердую пятерку. У Ивана Корытова в роли любезного друга Лизы Зупана с вокалом, может, и не блеск, зато с помощью Кереньи он достиг мастерства в редком сегодня искусстве комической позировки. Несколько точных жестов — и зал гремит от смеха. Владимир Самсонов в роли ­ту­пицы Драгомира неподражаемо обаятелен и колоритен; если б не венгерская режиссура, ни за что не догадаться, что пресный безликий адвокат, каким Самсонов предстал в мюзикле «Чикаго», на самом деле отличный актер. Не подкачала и старая гвардия — Татьяна Васильева, Валентина Кособуцкая, Зоя Виноградова не чужие на этом празднике жизни: они прошли школу у легендарного худрука Музкомедии Владимира Воробьева, тоже не шибко жаловавшего штампы убогого развлекательного театра «по-советски». Но и это еще не все. Добавьте жонглирование, добавьте многолюдный балет, добавьте кабаре, воздушный шарик в форме сердца, улетающий под колосники, паровозик с бенгальской свечой, нарезающий круги по сцене, танцы голопузых дикарей, игру на бутылках как на ксилофоне, фейерверк из конфетти — это не спектакль, это феерия, и благодарная аудитория, наконец не чувствующая себя обманутой, в финале устраивает пятнадцатиминутную овацию.

Как выясняется, если тебе не читают нотаций и не задают уроков на дом, то тоже можно что-то усвоить и чему-то научиться. И вот чему. Праздника в театре не добиться, ленясь и экономя. Настоящий развлекательный театр требует школы, требует тренировки, тяжелой репетиционной работы — и не очень любит импровизаторов. Настоящий развлекательный театр редко удается за три копейки и никогда не удается, если постановщик не фонтанирует идеями и не дарит свои находки публике с предвыборной щедростью Жириновского. А должен ли такой театр обязательно быть умным, должен ли воспитывать, должен ли заставить задуматься о духовном? Что-то я теперь не уверен…