Балет

Ромео и Джульетта

Русская балетная юмористика многим обязана хореографу Владимиру Васильеву. Пик его деятельности пришелся на 1990-е, и если почитать тогдашнюю балетную прессу, то даже и незаметно, что это было время жесточайшего интеллектуального и творческого кризиса жанра: тексты легкие, смешливые и очень-очень классные — чувствуется, что шутки прямо-таки щекочут критика изнутри и просятся наружу. О Владимира Васильева было очень легко точить перо — с наивными, простыми, открытыми людьми почему-то всегда так. На его спектаклях, задуманных как трагические, и особенно трагико-философские, ­даже люди с больной печенью начинали улыбаться краем рта. Его «Лебединое озеро» навеки вошло в историю Анастасией Волочковой в кокошнике (русская душа!), замотанной в тюлевую занавеску.

Со свойственной ему чудесной простотой Владимир Васильев менял в старых историях не сюжеты. А — боюсь — сам миропорядок. Он, честное слово, со всей ответственностью старался устроить своим персонажам жизнь получше. Щедро наделял наилучшими па, которые запомнились ему самому в бытность великим танцовщиком. В его «Ромео», например, с не ведающей стыда яркостью блещут кусочки хореографии Григоровича, Лавровского — текстов, которые когда-то прославили Васильева. Плагиат? Цитаты? Ни то ни другое. Он просто хотел поделиться с персонажами своей славой. А когда их все-таки приходилось убивать (трудно поставить «Ромео и Джульетту», спектакль о родовой вражде, никого не убив), то и тогда Владимир Васильев делал это, скрепя свое авторское сердце. Такой подход неизбежно влек любую развязку к свадьбе. В финале «Ромео и Джульетты» дирижер покидает свое место во главе оркестра и делает то, что не удалось падре Лоренцо: соединяет новобрачных. У оркестра, который размещен прямо на сцене, в этот момент лица родственников, готовых кушать торт и канапе. До слез ясно, какой же Владимир Васильев хороший человек. Не удивительно, что над ним мно­го смеялись.

С недавнего возобновления (с афиш еще не снят гриф «премьера») «Ромео и Джульетта» выглядел не то чтобы анахронично, а как-то необъяснимо. Да, затея с дирижером, пожалуй, имела смысл, когда этим дирижером был Мстислав Ростропович. Или хотя бы Евгений Колобов. А когда обычный труженик ­репертуара?

Идти и смотреть этот спектакль именно сейчас необходимо по одной причине. «Когда человек умирает, изменяются его портреты». Ушла из жизни Екатерина Максимова. Не просто партнерша по сцене, жена и одна из великих. В том, что партия Джульетты — ее моментальный снимок, сомневаться невозможно: Владимир Васильев выкладывает все.

Балеты, как всякое коллективное действие, — очень тон­кий, самонастраивающийся инструмент. И даже самые глупые песни в хоровом исполнении способны иной раз переворачивать душу. Возможно, первый раз в истории «Ромео и Джульетта» Васильева предстанет аркадской сказкой — как и было ­задумано.