Балет

Гала-концерт в честь Марины Семеновой

На этот концерт идти обязательно. Независимо от того, как вы относитесь к балету. И даже, вероятно, если вы вообще его ни разу не видели. Это шанс понять, зачем он вообще. В этот вечер балет будет гарантированно возбуждать живые страсти. Сразу скажу: в балете это редкость. Но причина в этот вечер более чем уважительная: Москва празднует Марину Тимофеевну Семенову.

Карьера ее завершена так давно, что достаточно сказать, что началась она в 1920-е: Семенова взошла над Петроградом эдакой розовоперстой Эос, возвестившей, что для классического балета наступил новый день. А до этого стояла непроглядная ночь — во тьме, как волки, выли партийные активисты, призывая покончить с балетом как недобитым буржуем. Семенова была по-старинному изысканна, но и в качестве модели для сталинской любимицы скульпторши Веры Мухиной смотрелась бы неплохо.

Но вы же понимаете: и для вас, и для меня, и для сегодняшних артистов все это просто слова. Старые кинопленки мало что говорят нам о танцующей Семеновой. Ее фотографии хороши, но любить девушек только по фотографии — это как-то даже для балета… того. Словом, по всем законам физики мы сейчас не должны испытывать к ней, лауреату и народной артистке, решительно ничего. Однако будет взрыв.

По всем законам физики. Марина Тимофеевна Семенова, помещенная в зрительный зал Большого театра, выполняет роль магнитного сердечника. Вокруг которого артисты Большого пляшут, как металлическая стружка. Ну а уж электричество врезает прямо по зрителям. Даже если какой-то отдельный зритель не отличает па-де-ша от антраша. Для бомбы, как говорится, нет ни эллина, ни иудея.

Ее не то чтобы боятся — она никогда не была ни интриганкой, ни местной тираншей, ни примадонной-истеричкой. Ею не то чтобы восхищаются — для нас, живущих ныне, ее танцы легендарны, но абсолютно недостоверны, как какая-нибудь древняя цивилизация, не оставившая по себе особых материальных следов. Искусство всех балерин исчезает, это нормально. Но только в присутствии Семеновой обычные люди, великие и малые, начинают «козырять», как Том Сойер перед Бекки Тэтчер. Секрет ее завораживающего воздействия прост и ужасен: подлинность.

В современном балете ведь абсолютно не понять, где сама балерина, а где ее покровитель из области цветных металлов или бесцветных газов, где артист, а где его бдения в телевизоре. В 1930-е было, правда, абсолютно то же самое. Когда другая прима Большого 1930-х Ольга Лепешинская в директорской ложе снимала трубку и звонко, на весь зал, спрашивала туда: «Алло, это Кремль?» — совершенно ясно, что пафосом ее искусства были не только танцы.

Про танцы Семеновой говорили «царственные», но это, вы же понимаете, не про искусство, где прямая спина — базовое технологическое условие. Подлинность ей придает биография. За все годы в Большом Марина Тимофеевна Семенова не подписала ни один дьявольский договор. Ни в 1937-м, когда расстреляли ее мужа, видного дипломата Льва Карахана, а ее задвинули, как вазу (и это в декорациях сталинского сераля, каким был тогда Большой). Ни когда ее отговаривали от беременности во имя карьеры (и это на фоне веселого цинизма балеринских грим-уборных, где серьезно только оголтелое тщеславие). Если бы не Семенова, все бы так и думали, что в театре, особенно советском, это невозможно, как в аду. Вот почему концерт в ее честь нельзя пропустить. Семенова, само ее присутствие в любом качестве, — это знак того, что сегодня в театре спецобслуживание: он работает по «гамбургскому счету».