Спектакль

Калека с острова Инишмаан

В аннотации самого театра сказано: «Театр-фестиваль «Балтийский дом» продолжает одну из своих важнейших линий творческого развития - привлекать к постановке самых интересных режиссеров ближнего и дальнего зарубежья». Далее следует имя режиссера и перечень его заслуг. Но дело не в режиссере, и не в его заслугах. Дело в том, что приведенную выше фразу хочется продолжить по иному: «Важнейшей линией творческого развития» сегодняшнего Балтийского дома является не столько привлечение к работе варягов, сколько человеческая грязь – пороки и уродства: всякого рода физические и душевные проказы, увечья, безумие, распущенность, сальные колкости, мат… - словом, сплошная и порой гипертрофированная патология. «Калека с острова Инишмаан» – новая постановка театра-фестиваля (своеобразного «человека и парохода»), – как нельзя точно отражает тенденцию появления на его – театра – сцене не обязательно плохих, но неизменно черно-юморных, схожих с полосканием грязного белья сочинений. Чтобы развеять всякие на сей счет сомнения, достаточно вспомнить старого горбуна (и. о. мастера) в «Мастере и Маргарите», младенца-перевертыша лет 50-ти с гаком («Перезагрузка»), отчаянно деспотичную изуверку-бабушку из «Похороните меня за плинтусом», величайшего лодыря всех времен и народов («Жизнь Ильи Ильича»), искусственно-носого поэта и его такую же искусственно-(благодаря исполнительнице)- молодую возлюбленную («Сирано де Бержерак»), дебилов-сквернословов из спектакля «Изображая жертву» и множество иных малопривлекательных особ и особей.

Спектакль «Калека с острова Инишмаан» по пьесе модного нынче ирландского драматурга МакДонаха – спектакль неоднозначный. Сказать ему «нет» не менее сложно, чем «да». Ругать можно ровно за то, за что и хвалить: за драматургию, образы, режиссерский почерк, актерские интонации, за реплики и репризы. Тут уж, с каким настроением, а главное настроем подойти, каким глазом посмотреть. Если скептическим, тогда можно и прогневиться: мол, жизненно, но не современно; о важном, но поверхностно; вроде все реально, а выглядит неестественно. Но если исполниться благожелательности и явить снисхождение, доступно во главу угла поставить оригинальность созданных фигур, их непохожесть ни на кого, прежде всего друг на друга, плюс – драматургические изыски, сюжетные перипетии и почти что детективный лейтмотив: родители главного героя утонули, когда тот едва появился на свет, но какой была их смерть: умышленной или случайной? – что побудило их пуститься на худой лодке в штормовое море? – суть вопросов, повторяющихся на протяжении всего спектакля, и дошедших в конце до неожиданного – для большинства зрителей – ответа.
Если постараться решить для себя: о чем спектакль? – и главное: зачем он? – то, скорее всего, придешь к отрицанию увиденного. Однако, зацепившись сознанием за «кто?» (действующие лица) и «как?» (исполнители и создатели), есть все шансы остаться удовлетворенным. В общем, постановка из разряда: посмотрите – хорошо, не посмотрите - ничего страшного.
Почему? Потому что драматургическая основа данного спектакля не имеет ничего общего с актуальностью, современной действительностью, вряд ли что-то из ирландского архаичного быта найдет отклик у «нового» русского сердца. Уж слишком «позапрошлый» и «ненашенский» в пьесе МакДонаха дух. Колорит явно чужеземный. Спектакль не без юмора, но юмор в нем своеобразный, авторский, заокеанский. Спектакль стильный, но далеко не всякий зритель ходит в театр за стилем, да к тому же инородным, за иностранным "краеведением", более того – за отголоском ничем не притягательного прошлого. К тому же, спектакль мрачен, ирландские "шутки юмора", подозреваю - переводчиком, искусственно адаптированы под сленг сегодняшней, излишне продвинутой части общества, да еще и нашего, доморощенного. Со сцены в зрительный зал, не стесняясь и часто, летят вульгаризмы, ругательства, откровенная пошлость. Но если попытаться отбросить негатив и скепсис, можно заметить (и заметить), что сюжет не тривиален, своеобразен, бросок, хоть и не безупречен: во многих местах сшит нитками и перегружен гротесками, потому даже условно, даже замахнувшись, правдоподобия происходящее на сцене не достигает. В общем, зрелище весьма и весьма спорное. В том числе нельзя определенно сказать об игре актеров: проникновенность идет нога в ногу с кривлянием, яркое соседствует с блеклым. Выразительны, но скучны "тетки"; как всегда – самобытен, но чрезмерно беспокоен в роли Яковлев; по традиции в качестве заводилы и побудителя зрительского интереса выступает Алимов, правда, по той же традиции, играющий самого себя. Роль Поповой слишком мала и «прямолинейна», чтобы говорить о ней, как о чем-то выдающемся, достойном высшей петербургской театральной премии (которую актриса, несмотря на это, получила). А вот кто действительно, без малейших оговорок играет не только хорошо и интересно, но еще и убедительно, от души, так это молодой Передков. Молодой, да ранний. В положительном значении. Актер яркой индивидуальности, обличительного таланта, с возможностью полного погружения в образ. Передков – именно калека, калека с далекого ирландского острова, забытого Богом, но почему-то не создателями спектакля. Да и зритель, со знаком плюс или минус, но тоже вряд ли тотчас после просмотра такое забудет. На сцене Балтийского дома на сей раз демонстрируется забытье, которое демонстративно отказывается быть забытым.