Спектакль

Процесс

Для поклонников театра, не для поклонников самой книги.
Если бы я посмотрел только эту постановку, не прочитав до этого несколько книг лучшего классика германской прозы - я бы не стал читать его в принципе.
Постановка неудачна исключительно по той причине, что Кафку ставить в театре нельзя, по крайней мере, базируясь только на диалогах, которые вовсе не являются главной составляющей его творчества, а скорее приятной щепоткой соли к главному блюду - прозе, утягивающей в чужое сознание, полной полуреальных-полуабсурдных вязких аллегорий.
Итак, Кафка гениален, но посетив постановку вы этого не поймете и не ощутите, разве что улыбнетесь краешком губ странным элементам в пьесе, таким как вывернутые наизнанку камзолы, темные комнаты сознания, в которых кого-то бьют розгами (причем по Кафке делают это не единожды, как в постановке, а, видимо, вечно - хотя понятие вечности относительно в его книгах), интересным костюмам и проч. Но все это есть в книге, которая настоящая, а эта постановка всего лишь весьма забавная местами и просто забавная в общем.

"Как собаку" - этими словами заканчивается книга, но по неизвестной причине постановка заканчивается иначе, молчанием. Вот и мы молча покидаем театр Табакова и вспоминаем последние слова в книге, адрессуя их к кому-нибудь или просто обдумывая.

Если для тебя в театре на первом месте актерское мастерство, то эта постановка для тебя, актеры великолепны. Но если же первое место занимает атмосфера, идея, или возможность посмотреть со стороны на чужую, а может быть и на свою жизнь, то лучше взять книжечку, которая все еще пахнет деревом, и наслаждаясь ее запахом заодно прочитать, представляя происходящее)

Произведение Кафки в сценической интерпретации Богомолова вышло весьма неоднозначным. Ряд весьма удачных режиссерских находок и интерпретаций удачно передает сюрреалистическую атмосферу произведения. Так, все роли распределены между всего 8 актерами, постоянно меняющими амплуа. Символ, удачнее чем этот передающий атмосферу обезличености, цикличности и безвыходности системы, найти было бы сложно. Замкнутое пространство сцены, давящее и не пускающее героев прочь, открывается перспективой лишь в конце действия, когда перспектива едва ли кому-то сможет помочь – неожиданная, удачная иллюстрация к звучащей в финале знаменитой притче о вратах Закона и стражнике. Перечислять можно долго – символы режиссеру явно удаются.
Однако все эти удачные находки хоть и передают атмосферу весьма удачно, но не могут разрешить главной проблемы – все происходящее на сцене является пусть и красивой, но статичной иллюстрацией к одной лишь главной мысли – самодостаточности «процесса», вокруг которого построено все повествование. Едва ли можно упрекнуть режиссера в отсутствии динамики на сцене, ведь это и есть суть «процесса», которую он так старательно передает. Однако смотреть постановку с жестких кресел табакерки от этого веселее не становится.