Спектакль

Ленинград

«Ленинград» — первая постановка Алексея Фроленкова. Не будем давать ему крупных авансов, скажем так: он угадал, к каким пьесам сегодня просыпается аппетит. Это простая история, дело житейское: студент сначала женится, потом уходит на заочное, чтобы работать электриком в ЖЭКе и получить казенный угол для себя и беременной жены. Человек он нешумный, хотя, что называется, со стержнем — жилконторской чумы не чурается, но она его и не заражает; он договаривается с несимпатичным и несчастным жэковским планктоном, не переходя на его язык; тихо пробирается через обстоятельства, не шлепаясь на коленки: ему немного надо — только угол. Для себя, для жены, для ребенка, который, к слову, так и не появится.

Это хорошая, пусть и не выдающаяся пьеса в продолжение прервавшейся теперь володинской традиции. Спектакль — тоже из неброских, но отчетливых впечатлений. Если он исчезнет, ничего в театральном пейзаже не изменится. Если будут играть хоть десять лет, он ничуть не потеряет — только еще отчетливей будет на нем налет ретро, на котором и сейчас настаивает режиссер: пьесе, как ни крути, под тридцать. И строго говоря, называется она не «Ленинград», и автор ее, строго говоря, не А.Попов, как указано в программке. Автора звали Саша Попов — именно Саша, а не Александр. Это имя закрепилось за ним в ту пору, когда он, совсем еще молодой, только-только написал свою первую пьесу под названием «Потом… потом… потом…». Сашей — несколько покровительственно, слегка снисходительно — называли его читавшие пьесу режиссеры: Кама Гинкас, Анатолий Васильев, Олег Ефремов, многие другие. Всем нравилось — никто не ставил. Потом Георгий Товстоногов, утверждают, обратил на нее пристальное внимание, и прочие претенденты отступили в тень. Но и Товстоногов отложил пьесу на потом. А потом он умер.

Попов продолжал писать, но в конце восьмидесятых — начале девяностых театру было не до пьес, и вообще не до жиру, быть бы живу. Обстоятельства времени ударили по целой генерации молодых драматургов, известных в ту пору как объединение «Новые драматурги», позже переоформившееся в «Домик драматургов». О Попове мне рассказывал один из них — Александр Железцов, автор пьесы «Красной ниткой», нашумевшей несколько лет назад в казанцевском Центре. Он вспомнил слова другого их товарища, Александра Образцова, калькулировавшего итог их поколения: «Трое уехали, четверо остались, один повесился».

Последнее — это о Саше Попове. Никто не скажет теперь, почему он так решил. Может быть, болезнь виной. Может, так действуют крупные авансы, если они так и не обналичены.