Впервые «Электру» Тадаси Судзуки в Москве увидели на Театральной олимпиаде — тогда она шла на японском языке. Позже русская «Электра» появилась и в Театре на Таганке — это был подарок японского мэтра Юрию Любимову к 90-летию. В этой «Электре», как и в других инсценировках классики, Судзуки доказывает излюбленную мысль: «Весь мир — больница, и все мужчины и женщины — ее пациенты». Следуя этому своему убеждению, Судзуки усадил в инвалидную коляску мхатовского короля Лира и Клитемнестру с Таганки. Ореста, который должен был бы отомстить Клитемнестре за убийство Агамемнона, в мире Судзуки не существует. Электра ждет того, кто убьет ее мать, потому что одержима комплексом Электры. У матери свой диагноз: ее страшит собственное тело. Эту роль играет звезда театра Любовь Селютина, может быть, из всех русских исполнителей ближе всех подошедшая к тому, чего Судзуки требует от своего актера: нечеловеческой концентрации.
| Драматический |
| Тадаси Судзуки |
Участники
Как вам спектакль?
Рецензия Афиши
«Электра» — еще один спектакль режиссера Тадаси Судзуки в Москве. Для тех, кто видел предыдущие — «Короля Лира» в МХТ или «Сирано де Бержерака» на Чеховском фестивале, — этой информации вполне достаточно. На этот раз Судзуки работал в Театре на Таганке, при поддержке фестиваля «Черешневый лес», но, в общем-то, детали не меняют суть дела. Он по-прежнему делает традиционный японский театр с русскими актерами — и зрелище это весьма специфическое.
Трагедия Софокла рассказывает эпизод из мифа об Атридах, историю сестры, призывающей брата отомстить за отца и убить родную мать, пролившую кровь Агамемнона. В руках у декадента Гофмансталя античная пьеса обросла целой системой поэтических образов гниения и распада. Здесь противостоят друг другу две героини — Клитемнестра и Электра — мать, разъедаемая своим преступлением, и дочь, разъедаемая жаждой мести. В спектакле Судзуки текст уходит на последний план и остается один из основных сюжетов театра но — «пьеса об одержимых» (соответственно, преступлением и местью), — который разыгрывается в больнице. Последнее обстоятельство Судзуки подробно разъясняет в программке, хотя мог бы этого и не делать. У него король Лир уже разъезжал в инвалидной коляске, а в «Электре» больницей становится весь мир. Вначале на колясках выезжает хор: процессия мужчин в трусах, шляпах и лакированных ботинках — этакое странное многосоставное животное, которое колесит по сцене кругами, страшно кряхтит и топает. Затем вывозят основных героев: трясущуюся Клитемнестру (ее играет Любовь Селютина) в косматом парике и косматой шубе, с набеленным лицом и ярко-красными губами, пухлую Электру (Нана Татишвили) с постоянно искаженным лицом, на котором застыла маска гнева. За каждой из них следует врач или сиделка — не то больничные надзиратели, не то кукловоды, которые управляют марионетками-людьми. Свои монологи герои произносят, едва вставая с кресел, и только в финале, уже подвигнув брата на месть, Электра сможет встать на ноги — за минуту до того, как ее унесут богини возмездия.
В пересказе этот спектакль может показаться глубоким и сложным; но это тот случай, когда многоумные режиссерские построения до сцены не доходят. Несмотря на все тренинги для голоса и дыхания (а здесь артисты опять надрывно кричат и хрипят в японской манере), несмотря на идеи ритуального театра и на сбитые не на шутку коленки — отечественную актерскую фактуру не перекроить. Результат либо выходит комическим (когда Любовь Селютина из-под условной маски пытается «играть» в понимании психологической школы, ее царица превращается в бабу-ягу из новогоднего утренника), либо вовсе выглядит профанацией, как в исполнении дюжих парней из хора. Хотя в этом спектакле определенно есть свой плюс: он идет всего час, и за этот час можно получить полное представление о методе Тадаси Судзуки. А для тех, кто не видел других работ большого современного режиссера, это все-таки очень неплохо.
Отзывы
не знала что поставить в оценке.
в ступорно-замешательское состояние меня ввел данный спектакль.хорошо что на перед просмотром сказали кто за кого чьи реплики будет говорить(хор в инвалидных колясках за электру).спектакль я не доконца поняла.смысл в программке написан,но я такое не понимаю и больше пойду.как-то мимо прошло во время просмотра.если ещё принимать во внимание написанное нижеее...
публика ужасная.не понимаете-закройте рот!!!!первые пять минут спектакля в абсолютной тишине.мужчины ездят в колясках покругу вокруг перкуссиониста.воруг смешки,старушки,пришедшие на спектакль(откуда их столько?идите в малый на островского!!!) вслух высказывают недовольство.затыкали!потом спустя минут тридцать(спектакль длится всего 55 минут) начали жрать шоколадки или не знаю что или вставали и уходили.простите,но это свинство.вы куда пришли?нет,ладно мы,по проходным,но вы же билеты покупали?!наверное знали куда идете?я ично выбираю тщательно,прежде чем билеты купить.ну и нафиг пришли?и чо непонятного,в программке всё написано.вот,честно,тупость и слов больше нет.
никто наверняка не задумывался хотя бы над началом,когда все эти мужчины,которых было по-моему 8,одновременно шагали,ездили,поднимали и опускали ноги,кричали.нет,это...это настолько сложно.какое единение должно быть.может ктото думает что ктото командует там или отмашку дает,нет,это не так
Притушенный свет. На сцену выезжает несколько полураздетых мужчин на инвалидных колясках. Начинается их "танец", начинается действо. Сперва приятно удивляет и увлекает. Но сцена явно затянута, из зала начинают раздаваться откровенные смешки.
"Электра" - смесь трёх культур, сочетание несочетаемого. Японская зрелищность и церемонность танцев, яркость эмоций актеров, античная мудрость сюжетной линии и русская душа зрителя явно не нашли примирения в судзуковской "Электре".
Да, можно сказать, что это высокое искусство, понятное не каждому. Но все же стоит учесть особенность русского менталитета. Одно можно сказать точно: спектакль оставляет осадок, и зритель уж сам разберётся, приятный он или тяготящий. Именно поэтому он и заслуживает внимания.
«Электра» маэстро Сузуки, играемая Таганкой, резка, как взмах катаны. И так же внезапна, как удар самурайского меча. Боли нет, но отчего-то трудно дышать… Свершился переход в иное измерение, как выход из борений инь и ян. Достигнут катарсис, к которому ведут зрителя великие трагики античности.
Японская метода, построенная на особом ощущении актером своего тела, учитывает циркуляцию внутренних токов, когда не реплика рождает нужную эмоцию, но рождающаяся лишь тогда, когда тело готово взорваться от распирающей энергии – отсюда тот резкий животный голос-вскрик, что слышен со сцены.
Софокл, собственно, и показывает возвышенные страсти и их низменное животное начало. Древнегреческие трагедии вскрывают людские страсти, оставляя их первозданном, неприкрытом ничем виде. Позже мировая литература научится, путаясь в словесах, искусно прикрывать страсть то высокой идеей, то нравственными законами, то духовными исканиями. Весь наш Достоевский за многословием и ювелирной гравировкой татужа по живому телу страсти, маскирует ее то под любовь, то под поиск истины, то под жажду власти… Хотя у страсти столп один – несогласие с Творцом и желание продиктовать действительности свою волю, стать ее демиургом. Конкуренция с Богом не дает покоя героям Достоевского и Шекспира, Лермонтова, Гете, Ницше… Вот эта страсть-протест против устройства мира, желание пересоздать его, хриплым криком вырывается из гортани, из самого нутра Электры - «Агамемнон!». Мать не права. Неважно, прав ли был отец. Сейчас для Электры Агамемнон – дух мщения, питающий ее. «Агамемнон!» - кричит дочь то в злобе, то в отчаянии, то в пророческом исступлении. Ни бумага, ни экран компьютера не в силах передать оттенки крика Электры, будто разрывающего грудь актрисы (Нина Татишвили)...
Иная страсть, вкупе со страхом, изогнула и изломала в причудливый японский иероглиф тело Клитемнестры (Любовь Селютина). Лицо мужеубийцы – маска, скрывшая «образ и подобие». В ее хриплом голосе – страх, отчаяние, сомнения, боль и, как это ни странно, желание умереть. Мне услышалось так. Потому что смерть – последний рубеж в траектории, по которой мчится ненависть и отрицание Клитемнестры. Ненависть к жизни влечет к смерти. За этим рубежом – освобождение:
"О Атреев, познавший все бедствия, род!
Наконец ты желанной свободы достиг…" - финальная песнь хора Софокла.
Когда смотришь на игру Любови Селютиной, поневоле обывательски (по-простому, по-житейски) сочувствуешь актрисе: «Разве возможно это сыграть? Сыграть ТАК?» Но актерский талант, внутренняя пластичность и гибкость – действительно дар богов. Этот талант позволяет актрисе быть такой разной в спектаклях Таганки. И выносить, казалось бы, на пределе человеческих сил накал энергий и страстей в «Электре».
Поток энергии, идущий со сцены, вдавливает в кресла – чтобы, заставив душу содрогнуться, исторгнуть из нее грязь будничной сутолоки или конфликтных переживаний, освободиться от суетных страстей, ОЧИСТИТЬСЯ. Ибо катарсис, к которому подводит зрителей античный театр и есть очищение. Древнегреческому теоретику Аристотелю дословно последовал японский мастер Т.Сузуки – философ и самурай.
Рекомендации для вас
Популярно сейчас
Афиша DailyВсе
