Спектакль

Обрученные

Хотя неприятности над парой влюбленных пейзан начинают сгущаться с места в карьер, хотя их матримониальным намерениям и суждена отсрочка, у зрителя не возникает и тени сомнения в том, что все закончится самым счастливым образом. Слишком уж молоды и благородны эти самые обрученные — Ренцо с Лючией в исполнении Станислава Бондаренко и Веры Строковой. Слишком уж картонно-комичными выглядят злодеи-разлучники, словно позаимствованные напрокат у балагана того самого семнадцатого столетия, в которое погружает нас действие. Слишком уж неколебима моральная сила католицизма да жжет глаголом проникновенное слово пастыря — Анатолию Адоскину в роли кардинала Федериго Борромео и играть ничего не надо: он с его внешностью и внутренним пафосом — готовое воплощение нравственного императива.

Да, вычурные камзолы и лохмотья от Виктории Севрюковой приятно радуют глаз. Да, сценограф Алексей Кондратьев своей постепенно видоизменяющейся конструкцией в очередной раз подтвердил звание художника лихого и изобретательного. Да, самый главный злодей — надо ли говорить, что он раскается, — в страстном исполнении Александра Яцко (вторым составом заявлен Гоша Куценко) оставляет некое подобие загадки: таинственно названный в первоисточнике Безымянным, этот персонаж вырастает на сцене до фигуры падшего ангела. Однако трудно отделаться от перманентного ощущения отнюдь не всевозвышающего обмана. Собранная под сводами академического зала тысяча взрослых людей на протяжении двух с половиной часов внимает разложенному на роли нравоучению о бессилии порока перед истинной верой и всепобеждающей добродетели. Нравоучение это пытается в отдельные моменты быть уморительно смешным, но раз от разу впадает в прямо-таки подростковую нарочитость. Если бы мы были жителями Апеннинского полуострова, то наверняка уловили бы в сценическом прочтении романа-эпопеи итальянского классика Алессандро Мандзони какие-то особые, греющие душу обертоны. Но также можно предположить, что в момент представления в театре находится лишь один человек, не только проштудировавший романтика Мандзони, а еще и слышащий в его тяжеловесно старомодном тексте тихий шелест созвучий своему времени и своей душе. И зовут этого человека Виктор Шамиров (постановщик «Дон Жуана» в Театре армии, лучшего российского коммерческого спектакля «Ladies’ Night», а также в чем-то выдающейся — говорю без тени иронии — кинокартины «Дикари»). Который остается, по мне, одним из самых интересных представителей режиссуры в сегодняшней столице — упрямо гнущий лишь ему одному ведомую линию, чередующий не слишком шумные победы с громкими провалами, трудолюбиво роющий культурный слой в поисках драматургического материала, порой принимая шлаки за полезные ископаемые. Как бы то ни было, обрученный с талантом. И обреченный — хочется верить — на то, что его слово будет-таки услышано. Невзирая на то что отдельные его проповеди уходят в никуда.