Пикник Афиши 2024
МСК, СК Лужники, 3–4.08=)СПБ, Елагин остров, 10–11.08
Москва
8

Спектакль
Саранча

Постановка - Театр на Васильевском
скачать приложение
100+ идейБотПлати частями
Трагифарс о дисгармонии современного мира
  • Саранча – афиша
  • Саранча – афиша
  • Саранча – афиша
  • Саранча – афиша
  • Саранча – афиша
Драматический
Анджей Бубень

Участники

Как вам спектакль?

Рецензия Афиши

7
Жанна Зарецкая
441 отзыв, 142 оценки, рейтинг 498
27 ноября 2007

За что Биляну Срблянович любят европейские актеры, так это за ненависть к натурализму и страсть к игре. Скажем, пьеса «Семейные истории», известная в России по спектаклю «Мамапапасынсобака» с Чулпан Хаматовой, написана детским лепетом: малышня в песочнице моделирует ситуации, которые видит дома, и без всякой бытовухи на сцене возникают жутчайшие социальные картинки.

Пьесу «Саранча», которую впервые в России сыграли в петербургском Театре сатиры, можно упрекнуть в том же, за что досталось гоголевскому «Ревизору»: в ней нет положительных героев, одни карикатуры. Но и оправдать ее стоит, как это сделали в свое время апологеты русского писателя: положительный персонаж есть, это смех автора. Срблянович обладает исключительным чувством юмора, авторские ремарки в «Саранче» — вообще лучшее, что она написала. Сербиянка, нынче проживающая в Париже, метит и стреляет без промаха в самый гнилой класс современного общества, в мелкую буржуазию — толпу потребителей, рвущих у жизни чуть не зубами деньги, любовь, славу, разумеется, ничем не жертвуя. Потому и «Саранча». Красивая, как ангел, женщина садистски истязает собственного мужа-подкаблучника, а он, в свою очередь, не просто тряпка, но и убийца мирных жителей, и дезертир недавней войны. Даже размножаются эти твари не по-человечески, а как простейшие гидры: десятилетняя девочка — маленький двойник стервозной красотки-матери. Исключение составляют разве что двое сумасшедших: молодая гримерша, которая слышит голоса, и старый маразматик. Игра же в данном случае заключается в том, что каждый отвратительный персонаж стремится выглядеть перед публикой приличным человеком, а драматург ему мешает своими комментариями, которые из пьесы не выкинешь, как из песни. Хоть сколько-то оправдать героев может одно — все они рано или поздно должны умереть, о чем автор им беспрестанно напоминает.

Притом что пьеса почти не имеет недостатков, удачных европейских постановок пока не случилось. Обычно по сцене бродят уродливые роботы, и действие выглядит нестерпимо монотонным. В России же и в Театре сатиры, и в Театре Ленсовета, где премьеру сыграли двумя неделями позже, артисты сочли своим долгом вступиться за героев с адвокатским рвением. Сработал завет Станиславского: «Когда играешь злого, ищи, где он добрый». Но что удивительней всего и что, вероятно, потрясло бы саму Срблянович, русским артистам не просто удалось оправдать самых отвратительных персонажей, им удалось это сделать за несколько первых минут действия. Взять стервозную красотку Даду. В Театре сатиры Наталья Кутасова слепила почти амазонку, которой приходится быть сильной рядом с мужем-размазней. В Театре Ленсовета Анна Ковальчук играет фотомодель, совершенную красоту, которую не портит даже искусственный, как у Лизы Симпсон, голос. Ничтожного мужа Дады-первой играет Дмитрий Воробьев, и харизма этого актера неистребима: его Милан выглядит прямым наследником Роберта Локампа из «Трех товарищей», которого Воробьев играл в «Балтийском доме». Влюбиться в такого — раз плюнуть, то, что он палил по беззащитным крестьянам, — невероятно. У Дады-второй муж сущий ангел, кудрявый младенец, глядящий на нее, как на икону: играть ангелов — конек Александра Новикова. Актеры Евгений Чудаков и Владимир Матвеев, играющие чиновника Игнятовича, совпали в актерской логике: на службе это номенклатурная сволочь, дома — Дедушка Мороз. И так со всеми действующими лицами: Татьяна Калашникова, Игорь Николаев, Юрий Ицков, Ирина Савицкова удивляют и восхищают и внешним видом, и эмоциональными нюансами. Беда в другом. Читать про персонажей Срблянович страшно, но не скучно: всякий раз надеешься, что мелькнет в них хоть что-то человеческое. Герои обеих российских версий не страшные, но монотонные. Разнообразить положительных героев практически невозможно — недаром актеров, в советские времена игравших партийных лидеров, забыли в первую очередь.

Впрочем, у каждого театра есть еще и по козырю. Режиссер первой версии Анджей Бубень придумал образ комментатора: Артем Цыпин глядит на героев с высоты второго этажа, точно Господь Бог, и читает ремарки с такой иронией, точно драматург учила его, что называется, «с голоса». Во второй версии режиссер Владимир Петров, увы, вымарал из ремарок все неблагозвучное, но зато изобрел невероятное оформление. Основное действие происходит на большой эстраде в правом углу сцены. А слева, у самого края, стоит столик с нависшей над ним камерой. Актеры, не занятые в эпизоде, по очереди садятся за столик, читают ремарки, поглядывая на товарищей, и попутно расставляют всю необходимую для сцены обстановку: миниатюрную мебель, торшеры и фонари, в которых горят настоящие лампочки, посуду — и все эти игрушечные интерьеры без людей проецируются на гигантский круглый экран-задник. Герои существуют отдельно, на вечном подиуме, а домашнее тепло и уют так и остаются невоплотимой детской мечтой. Не думаю, что безжалостная Биляна Срблянович увлеклась бы такими сантиментами, но о смерти они напоминают исправно, до мурашек по коже.

0
0

Отзывы

9
Павел Чердынцев
30 отзывов, 40 оценок, рейтинг 61
11 февраля 2009

О ПОЗНАНИИ В СРАВНЕНИИ, НЕЗАБВЕННОМ, «РЕАЛИТИ-ШОУ» И МОНУМЕНТАЛЬНОЙ ГОЛОВЕ (Спектакль «Саранча», т-р на Васильевском)

Если бы у меня было одиннадцать шляп,
Первую, чтоб не пылилась, я бы спрятал в шкап,
А вторую бы по почте отослал в пакете;
Всяческие безделушки сваливал бы в третью.
Четвертую шляпу употребил бы для магических фокусов и тому подобного.
Пятой сыр прикрывать и масло было бы удобно.
Дал Ядвисе бы шестую,
А седьмую бы повесил, пусть не треплется впустую.
Переделал бы восьмую в абажурчик славный,
А в девятой, коль не ежик, тварь другая бы жила в ней.
Для десятой примененья до сих пор я не измыслил,
А одиннадцатую ветер пусть сорвет с меня на Висле,
Потому что одна краковская поэтесса сказала обо мне такие слова:
«Это голова не для шляпы. Монументальная голова!»

К.И.Галчинский. «Если бы у меня было одиннадцать шляп…»

Есть у меня в библиотеке книжечка, выпущенная еще в советские времена, которая называется «Если фильм талантлив». В нее включены статьи с рассуждениями знатоков в данной области, о лучших отечественных кинофильмах. Интересными, надо думать, рассуждениями, глубокомысленными.
Читал я эту книжку лет двадцать тому назад. Содержание статей, само собой разумеется, забыл, а вот названия большинства упомянутых в них фильмов помню. Это и «Белый Бим…», и «Добро пожаловать…», и «Восхождение», и «Калина красная», и «Не стреляйте в белых лебедей» и многое другое.
… Наверное, точно так же, спустя пару-тройку десятилетий (дай мне Бог долгих лет жизни), я буду вспоминать, листая театральные программки, когда-то виденные мною спектакли. Их будет много (их уже много) – этих программок, и вспоминать придется долго, морща лоб и растирая виски, кропотливо, должно быть, даже мучительно. И, конечно же, я многое и многих не вспомню. Но спектакль, о котором сейчас пойдет речь, останется в моей памяти навсегда. На всю жизнь. Потому что в моей голове, кем-то иллюзорным, но рассудительным, тоже пишется книга, ведется учет самого лучшего, талантливого, проникновенного, того, что, собственно и составляет ту часть памяти, которая является неприкосновенным хранилищем, обозначаемым людьми, как незабвенное.
Театр на Васильевском. Драматург – Биляна С… (выговорить бы) …рблянович. Перевод с сербского Ларисы Савельевой. Режиссер – Анджей Бубень. Сценография и костюмы – Елена Дмитракова. Композитор – Виталий Истомин. Исполнители: … (о них отдельно).
Спектакль «Саранча».
Тут следует сразу сказать: нет худа без добра. Постановку по одноименной пьесе, правда, с другим названием, я уже видел: приблизительно год назад в т-ре им. Ленсовета. Почему «худа»? Потому что – то была плохая постановка, не столько плохая, сколько невразумительная и, в некотором смысле, уникальная. Вроде и актеры там играли добротно, и, казалось, даже очень подходили для своих ролей, и задумка режиссера (Владимира Петрова) была нетривиальной и достойной внимания: вместо декораций – проецируемые на большой экран предметы мебели (и прочее), в виде мини-макетов, что выставлялись перед камерой, на небольшом столике в углу сцены, по очереди всеми актерами, занятыми в спектакле. Да и драматургия, как будто, не подкачала, к слову, та же самая драматургия, что и в т-ре на Василевском, того же автора и в том же переводе.
Пьеса та же, а ощущения во время и после спектаклей совершенно разные. Петров, оригинальничая, выставляя на показ свои режиссерские находки и жонглируя неожиданными решениями, пытаясь удивить и даже поразить, как это не парадоксально, усыплял, а Бубень, оставаясь в тени, не эпатируя, обходя стороной заигрывание и выпендреж, сосредоточившись исключительно на пьесе – трудной, а порой и занудной, – приковал внимание, ни на секунду не позволил зрителю потерять нить повествования!
Нонсенс? Волшебство? Ничуть не бывало. Дело в том, что режиссура, равно как сценография и музыкальное оформление, какими бы великолепными ни были сами по себе, не должны существовать в отрыве от драматургии, от главенствующей идеи пьесы, от существа происходящего конфликта. Не может появиться успешной постановки из одного только желания быть непохожим, ярким, запоминающимся. Не допустимо ставить во главу угла режиссерские штучки-дрючки, всяческие эффекты и нововведения, особенно там, где должны торжествовать мысль, сопереживание, отрицание поступков, действий, но не режиссера, а самих персонажей, там, где обнажается подлинная жизнь, в конечном счете – драма. Драма человеческих судеб, драма взаимоотношений, драма чувств, драма неразрешимых ситуаций, трагедия абсолютного безразличия друг к другу.
Дар постановщика и его помощников проявляется в ПОДчеркивании, а не ПЕРЕчеркивании сути заложенного в пьесе материала. «Как я могу» в театре, безусловно, важно, но важно лишь тогда, когда оно напрямую согласовано с тем, «о чем я».
И если Петров в т-ре им. Ленсовета всем доказал, что он не зря называется режиссером, а его актеры не оставили сомнений в том, что они актеры, то Бубень и труппа т-ра на Васильевском никому не позволили сказать, что они зря взялись за вышеупомянутую пьесу. В первом случае пьеса могла быть любой, во втором именно этой. И в этом глубочайшее отличие.
Бубень и сценограф Елена Дмитракова мудрить и экзаменовать свою фантазию не стали. От автора в «Саранче» (кстати, в Ленсовета даже название спектакля не избежало фокусничанья своих создателей, там «Саранча» спряталась за логаном «NIGHT AND DAY»!) выступает лишь один актер. И это единственно верно. Единый «автор» способствует зрительской концентрации на сюжете, тогда как повествователь размытый уводит внимание в сторону, то Сергея Мигицко, то Ларисы Луппиан, а то и в край не по делу пленяющей своей красотой Анны Ковальчук.
Но это еще полбеды. Основная беда – в ином.
В постановке Анджея Бубеня декорации выстроены так, что Артем Цыпин, выступающий от «автора», не выведен на передний план (по примеру коллективного автора у Петрова), а находится наверху, над остальными действующими лицами. И если в его власти спуститься на короткое время вниз, то, условно говоря: герои пьесы – подняться на его уровень возможности не имеют. И возникает вопрос: кто он – персонаж Цыпина? Автор? – судя по тому, что он произносит авторский текст. Посторонний? – как написано в программке? Ведущий какого-то реалити-шоу – шоу «за стеклом»? – ведь не даром при нем микрофон, а сценическую площадку обрамляет дуга из стекол? И первое, и второе, и третье? А может, он еще и сам Бог? Главным образом – Бог? Или только Бог? Наблюдающий – преимущественно устало и даже равнодушно – за действиями своих созданий? А что ему – Богу – остается? Лишь констатировать, озвучивать, смотреть, а насмотревшись, погрузить, в конечном итоге, все это сторонящееся вразумления сборище обратно в бездну, в небытие, в тьму кромешную. Ведь страдающего и «не» страдающего изверга – человека (всех нас до единого) – разве что могила, вечная темнота может успокоить. Но вряд ли исправить, и вряд ли исцелить.
Исходя из вышеизложенного, напрашивается вывод: бессодержательному и бездумному язычеству одного режиссера противопоставлена высокомудрая идея другого – вера в неотвратимость искупления, в Бога, как единого верховного существа, хоть и не вмешивающегося, до поры до времени, в людские конфликты, но неизменно все видящего и все понимающего.
Разобрались. Сориентировались и в ярусах. Верхний – для автора-ведущего-Бога, нижний – для героев, участников, тварей земных.
Идем дальше: три стороны нижнего яруса (сцены) – это стеклянная анфилада. Не уверен, что мною точно угадан замысел режиссера и художника, но нет сомнений, что нижеприведенные мысли не лишены оснований.
Не только микрофон, прикрепленный к уху персонажа Цыпина, но и «стеклянная сценография» «Саранчи» побуждает провести прямую параллель между данной постановкой и реалити-шоу «За стеклом». Действительно, очень похоже. С одной существенной разницей: в случае рассматриваемой театральной постановки, в отличие от упомянутого телевизионного «зоопарка», публика располагается не по «ту» сторону стекла», а по «эту», т.е. находится в одном пространстве с участниками шоу-спектакля-жизни, наблюдает за ними не из вне, а как бы изнутри. Между героями пьесы и зрителями стекла нет. Т.е. создатели «Саранчи» преднамеренно или по наитию (по свойственной гениальности «неумышленности») дают понять, что не стоит нам – пришедшим поглядеть спектакль – так уж обособляться от происходящего на сцене, не стоит думать, что в наших жизнях все вовсе не так, как «там», а чище, лучше, справедливее. Что журналист-эгоист Максим (в сочном, страстном исполнении Сергея Лысова) или с головы до пят фальшивая, бездушная Дада (благодаря мастерству Натальи Кутасовой вызывающая подлинное душевное отвращение) – это люди из какого-то другого, придуманного госпожой Срблянович (выговорил!) мира. Нет, «за стеклом», а то и под колпаком не одна только несчастная истеричка Жанна (браво, Татьяна Калашникова!), не один только бесхребетный мученик Милан (в невероятно честном по отношению к зрителю исполнении Дмитрия Воробьева). Не исключительно педик Фредди и его амеба-отец (реверансы в сторону Игоря Николаева и Виктора Шубина), а все обитатели зрительного зала – под присмотром, вроде как, даже обаятельной, незлобивой, но неминуемой кары. Однако, смею надеяться, что далеко не у каждого зрителя в жизни все так мрачно и беспросветно, как у женщины с «выстраданным оптимизмом, по имени Надежда (в наиправдоподобнейшем и наиталантливейшем проживании роли Любови Макеевой), или как у г-жи Петрович (героини Елены Рахленко, никому не уступающей по мощи актерской игры). И все же у нас – человеков, будем надеяться, реальных – все далеко не так гладко и благостно, как порой может казаться окружающей нас саранче, взять к примеру с виду благополучного, но ни кем не любимого и сдохшего без всякого соболезнования с чьей бы то ни было стороны академика Игнятовича (сыгранного Евгением Чудаковым без помпезности и шика, но актерски-привлекательно и стильно).
В общем, «Саранча» Анджея Бубеня – повод если не сравнить себя с персонажами пьесы, так хотя бы задуматься: все мы сидим за одним столом, вопрос только с кем и как. Нет нужды впадать в депрессию, есть нужда сделать выводы и – дай бог, если – порадоваться тому, что в лично моей конкретной жизни все далеко не так безнадежно и сумрачно.
«Саранча» т-ра на Васильевском – это очень хороший спектакль, достойный высших похвал, способный вызвать слезу очищения и утешения у того, у кого есть душа, возбудить полезные, нужные думы у того, у кого есть чем подумать.
Хороший спектакль, настоящий.
И т.к. хочется «всех поименно назвать», мне остается единственно выразить свою признательность Юрию Ицкову, за выразительность и мастерское попадание в самую сердцевину образа г-на Симича; отдельный поклон посвятить Линде Лазаревой (Алегра) – юной актрисе с невероятным потенциалом, не позволившей переиграть себя и задвинуть на второй план ни одному из своих маститых коллег.
Поблагодарить, восхититься, отвесить – и пожалеть.
Но лишь о том, что я не ношу шляпы. И мне нечего будет снять при встрече перед покорившем меня своим искусством Анджеем Бубенем, чья голова уж точно не для шляпы – монументальная, как сказала бы «одна краковская поэтесса», голова!

0
0

Рекомендации для вас

Популярно сейчас

Афиша Daily
Все

Подборки Афиши
Все