Спектакль

Ибсен-Стриндберг

Координатор всех театральных проектов Музея Достоевского Вера Бирон перечитала не меньше сотни книг, имеющих отношение к жизни Ибсена и Стриндберга. Объема освоенной литературы хватило бы на кандидатскую диссертацию, но Вера Бирон нашинковала реплики двух ненавидевших друг друга писателей — и склеила из них отменный и презабавный сценарий. Текстом для интеллектуального капустника занялись актеры Сергей Бызгу и Валерий Кухарешин, а с ними и художник Тино Светозарев.

Поначалу перед зрителем лишь гора черной блестящей материи, в половину «черного кабинета», где в Музее Достоевского играют спектакли. Когда в глубине загорается экран, выясняется, что в черных складках ткани нужно видеть морские волны: на экране они продолжаются до горизонта. Это холодное северное море, которое в любое время года отсвечивает недружелюбной сталью, точно меч викинга. Гибкая девушка (актриса пластического театра Алина Михайлова) возникает вдруг в центре композиции и, эффектно повернувшись несколько раз вокруг своей оси, затягивает все море в воронку, а на сцене остается круговой лабиринт и на разных его концах — два полуголых человека. Девушка тем временем из океаниды превращается в костюмера-реквизитора — аккуратно раздает актерам все, что требуется по ходу действия: обувь, одежду, растительность для лица, напитки, музыкальные инструменты. Солидной комплекции Кухарешин, облачившись в футболку и серое полупальто, наклеив усы, как у Сальвадора Дали, становится Стриндбергом — богемным неформалом с неуживчивым характером. Маленький смешной Бызгу (Ибсен), напялив туфли на каблуках, ослепительно белый жилет и сюртук, выглядит теперь несносным педантом с наполеоновскими амбициями. Война самолюбий начинается уже в процессе перевоплощения, но артисты умудряются весь яд и желчь облечь в форму той гротесковой невозмутимости, с которой во времена немого кино работал на экране Бастер Китон, и разыграть уморительную комедию о смертельной борьбе двух самых распространенных в природе творческих типов: экстравагантного скандалиста-мизантропа и надутого сноба. Переломный момент сражения — ритуальное надругательство над кукольными двойниками друг друга: Стриндберг слюной клеит на грудь Ибсену бесчисленные кресты, а Ибсен бельевыми прищепками крепит к голове Стриндберга рога. Дальше начинается движение соперников друг к другу — и формально (внутри лабиринта), и по-человечески. Гротесковые персонажи, почти что куклы, от сцены к сцене теплеют и все больше напоминают потерянных в житейском море подростков, а невидимый виновник их неприкаянности и беспомощности обретает все более определенные черты — женские. Причем речь не об очевидно порочных женщинах, а о дамах, со стороны безупречных, как та, что, надев бальное платье с открытой спиной, теперь красуется в центре декорации. На этой самой спине, будто на школьной доске, Стриндберг в сердцах выводит формулу, доказывающую, что женщина — недоразвитая форма на пути к мужчине — никогда не сможет его догнать, и так убедительно, что Ибсену останется только грустно кивать. Формула выливается в словесную атаку на женщин — такую отчаянную, что хочешь не хочешь приходится признать: женский эгоизм в любых формах — от безмерной материнской любви до слепого карьеризма — порождает на свет бесконечно несчастных мужчин, которых от одиночества не спасают ни ум, ни талант, ни слава, ни безупречное знание иностранных языков.