Спектакль

Маскар Ад

Зачехленные стол и стулья. Невысокая девушка в мятом черном пальто, с платком на голове и чемоданом в руках. Порывается уйти, но останавливается, прислушивается к монотонному жужжанию, видимо, в собственной голове. Лишь через несколько минут из зала разбираешь текст навязчивого фона: читают ждановское постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». От таких воспоминаний не уйдешь, чемодан опускается на пол. Перед нами, стало быть, Анна Ахматова послевоенной поры, вернувшаяся в одинокую ленинградскую квартиру.

Начинающая актриса Ася Ширшина на Ахматову нисколько не похожа: круглолицая, крепко сбитая, с задорным огнем в глазах. Ее текст начинается с бойкой декламации строк об ахматовском детстве: «Я была дерзкой, злой и веселой!» — и дальше о том, как бесстрашно ныряла Аня Горенко в море в легком платье, надетом прямо на голое тело. Дерзкая, веселая — это с актрисой вяжется, злоба — нисколько. А между тем как раз сочетание этих черт и есть суть ахматовской натуры, для многих несносной, но позволившей поэту выжить, одной из всех друзей по царскосельской юности.

Режиссер Юрий Васильев развесил по периметру комнатушки веревки с петлями на концах и заставил актрису большую часть времени спектакля ходить не по планшету сцены, а по петлям. Опыт этот отсылает к биомеханике Мейерхольда, уверявшего, что два раза стукнешь кулаком по столу, а на третий непременно разозлишься. Жизнерадостная Ася не без опаски ступает в первую петлю, во вторую, в третью — такие роли в театре называют ролями на сопротивление. Обычно такой прием дает такой же эффект, как интенсивная терапия: если пациент не совсем безнадежен, наступает улучшение. В первой части спектакля собраны все самые мучительные факты биографии Ахматовой вплоть до ее письма Сталину с просьбой освободить сына — Льва Гумилева и мужа — Николая Пунина. Чтение письма выглядит отдельным номером, где отчетливо слышится неподдельный ужас одиночества, а звериная затравленность на удивление уверенно переплавляется в вызов страданиям, обстоятельствам, самой судьбе. Так что к концу первого акта уже не останется сомнений, что перед нами как минимум настоящая актриса. Гораздо сложней с актом вторым, где литературной основой — автобиографическая «Поэма без героя». В ней-то как раз легко обнаружить и осмысленный художественно вызов судьбе, и ее трагическое приятие. Но только в том случае, если разгадать тайну десятка масок, рассыпанных по строфам поэмы. И тут актриса, словно забыв обо всех перепутьях первого акта, ныряет в наивную карнавальную игру: надевает одну за другой маски Арлекина, Коломбины и Пьеро и кружится в них по комнате, как вокруг елки, словно даже не подозревает, какой жестокой оказалась настоящая ахматовская Коломбина (Ольга Судейкина) и как бессмысленно погиб юный Пьеро (Всеволод Князев). Увы, во время этого нелепого маскарада Ася Ширшина сама более всего напоминает марионетку, покинутую кукловодом и болтающуюся на веревках неестественно и без всякого смысла.