Спектакль

Гарольд и Мод

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МОД И ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ГАРОЛЬД

Сказать, что спектакль «Гарольд и Мод» - спектакль хороший – ничего не сказать. Спектакль выдающийся! Прежде всего, для постакимовского Театра Комедии. Вот что значит, дар божий, помноженный не серьезный подход к делу. Вот что значит – труд, кропотливость в работе. Вот что значит настоящий режиссер!
Григорий Козлов – явление в сегодняшнем театральном Петербурге. К сожалению, явление мимолетное. В том смысле, что ставит он непростительно мало, даже несмотря на то что до недавних пор занимал должность художественного руководителя (читай – главного режиссера) ТЮЗа. Помимо того, что Козлов блистательный выдумщик, фантазер, изобретатель, он еще и педагог, что подтверждает его статус истинного театрального постановщика. Чуть ли не главной составляющей его режиссерского мастерства является работа с актерами. Даже самый недисциплинированный, расхлябанный коллектив «в руках» такого режиссера, если там не конченые лентяи и бездари, способен выдать нечто неординарное, стоящее, впечатляющее, высоко-, как говаривали в советские времена, -художественное. Нет, нынешние акимовцы не из числа тех «самых», но и особым рвением, глубиной погружения в образ «не страдают». Казакова – режиссер неплохой, но и не более. Развлекать: щекотать, тормошить, - она умеет, а вот впечатлить…
Впечатлить акимовскую публику сумел Козлов. Сумел он и поднять актеров Комедии до не виданных ими до селе высот. Ну разве кто-то запомнил актрису Александрову, как исполнительницу ролей в «Удалом молодце – гордость запада» (ныне почему-то «The playboy»), «Виндзорских проказницах» или премьерных «Сплошных неприятностях»? Разве кто-то выделил Куклина в «Слишком женатом таксисте»? Есть ли возможность у Орлова и Лескова проявить себя в постановках своей «театральной начальницы»? Возможность есть, а вот силенок, видимо, не хватает. Далеко не каждый актер, даже отнюдь не лишенный дарования, способен без помощи режиссера вытянуть заурядную маленькую роль на уровень «запоминания зрителем».
Но высокий уровень игры актеров в постановках Козлова – это еще полдела. Главное достоинство в другом, в том, что во всех спектаклях этого режиссера, актеры, не смотря на свой статус, на свою узнаваемость, а порой и величие, перестают быть актерами, исполнителями, а становятся теми, кого они играют. Это очень важно и, к сожалению, в современном театре, редко. Редко, потому что трудно.
Народный артист Дьяченко в «Бедных людях» (ТЮЗ) никакой не Дьяченко, а именно Макар Девушкин, а Великий Лавров в «Перед заходом солнца» (БДТ) умудряется заставить зрителя забыть о том, что они знают его – этого человека – Лаврова, чуть ли не с пеленок. В постановке Козлова Лавров не Лавров, а именно Маттиас Клаузен – сильный, но несчастный, разочаровавшийся на склоне лет в самом ценном старик. Что тут удивительного? – возмутится кто-то. – Лавров гениальный актер. Для него слияние с образом – данность. Да это так. И не так, одновременно. Чем известнее, чем масштабнее актер, тем ему труднее убедить зрителя в том, что перед ним не исполнитель, а действующее лицо. Тут актеру просто необходима помощь, и даже диктат со стороны постановщика. В «бесхозном состоянии» даже самые великие склонны играть самих себя. Так в «Борисе Годунове» и «Квартете» «скрыть» Лаврову Лаврова до конца так и не удалось. А в постановке Козлова удалось.
Как удалось – уже в Театре Комедии – потрясающей, известнейшей в театральных кругах Антоновой целиком и полностью перевоплотиться в свою героиню. Того же самого достигает и исполнитель главной мужской роли Агофонов. Перед нами не прима акимовского театра и не талантливый дебютант, а исключительно Мод и исключительно Гарольд.
Исключительно Мод и исключительно Гарольд в исключительно талантливой постановке исключительного Григория Козлова.

Потрясающий, удивительно деликатный и тонкий спектакль о безграничном одиночестве двух людей, так непохожих на других, и обретении настоящего Друга в лице такого же "непохожего".... И возраст тут совсем не при чем...

Премьера спектакля «Гарольд и Мод» по одноименной пьесе Колина Хиггинса и Жана-Кюда Карьера в постановке экстравагантного режиссера Григория Козлова состоялась на сцене театра комедии им. Н.П. Акимова 26 апреля 2006 года.
История идеальной любви очаровательной пожилой дамы и юного буржуа, увлеченного игрой со смертью, которой «позволено» определиться вопреки ясно выраженным требованиям морали и разума, обретает статус Свободы. Парадокс? Красивый и печальный. Как бенефис Ольги Антоновой. Актриса стиля к роли Мод подходит довольно затейливым образом, наслаждаясь непосредственно игрой, сияя солнечной улыбкой и, словно, забывая себя в этюдном методе режиссуры. Сценический язык Григория Козлова близок художественной остротой режиссерскому видению Виктора Титова, (что же касается рисунка роли Мод, здесь, между прочим, дает о себе знать опыт быстрых и гибких смен контрастных психологических настроений, или «гротеска по-итальянски», приобретенный в замечательном спектакле «Филумена Мортурано» [в главных ролях были заняты Ольга Антонова и Владимир Тотосов]). Диалог с партнером всегда интересен. У Ольги Антоновой два партнера, два Гарольда – Сергей Агафонов и Виталий Кузьмин. Оба принадлежат к тому типу артистов, которые умеют эффектно представить сознательное спонтанным.
Сергей Агафонов очень восприимчив, легко откликается на импровизацию, открыто идет на гротеск, при этом ему не изменяет чувство меры.
Сюжетная линия выстраивается режиссером как бы спонтанно. Художественная острота спектакля не вступает в конфликт ни с текстом пьесы, ни с ее тайным лиризмом.
Действие происходит «где-то», то ли в Америке, то ли в какой-нибудь другой точке земного шара. Условность пространства намеренно обыгрывается художником-постановщиком Александром Орловым, вероятно для того, чтобы избежать конкретики, чтоб контекст «не мешал» созданию универсальной истории, вне зависимости от «где» и «когда».
И вот на сцене – гроб, выставленный на всеобщее обозрение, как реквизит у иллюзиониста на арене цирка. В гробу удобно устроился Гарольд-Агафонов: вытянулся во весь рост, скрестив руки на груди.
Самим фактом своего появления мадам Чейзен (Елена Капица) как бы отрицала мотив летального исхода:
- В самом деле, Гарольд.…В присутствии новой горничной…
Внешнее впечатление: стремительный шаг, громкий голос и косметика.
Ирина Сотикова играла горничную Мари, на удивление очень сдержано: да, ее невпечатлительная героиня рефлекторно «изумилась» в соответствии с ремаркой звездных драматургов, но безо всякого вдохновения. Было смешно.
- Мне очень неудобно, Гарольд совершенно не умеет себя вести,- формально извинилась Елена Капица тоном, которым только на войну призывать.
Мотив игры со смертью разрастается в сцене с психиатром (доктор Матиуш – Александр Васильев).
Доктор. Да! Как вы развлекаетесь?
Гарольд. Я хожу на похороны.
Именно в сцене на кладбище появляются, как ни странно, романтические обертоны, и причина тому – Мод. Ольга Антонова внезапно выходит на сцену, красивая, удивительно пластичная, вся словно светится изнутри. Улыбается Гарольду – Агафонову нежно и женственно.
Мод. Прошу прощения, вы не видите фисташек?
Гарольд. Что?
Мод. Фисташки…
Мод. Вы знали его?
Гарольд. Кого?
Мод. Покойника?
Гарольд. Нет.
Мод. Я тоже. Я слышала, ему было 80 лет. Прекрасный возраст, чтобы умереть, не правда ли?
Гарольд. Не знаю.
И зона молчания, диалог взглядов, с оттенком неясного нежного чувства.
Мод. Вы часто ходите на похороны?
Гарольд. О…
Мод. Я тоже. Это меня забавляет. Все начинается и все кончается. Рождение, смерть… Конец приходит в начале, начало в конце… Большой круг, который вращается.
После планового «взрыва» в хорошо обставленной гостиной, господин Великий Случай вновь предоставил неистовому Гарольду неожиданную встречу с Матильдой Шарден. Создается впечатление, что графиня делает все, что пожелает, она не скована условностями социума. И что характерно, это не мимолетный каприз, не банальное осуществление желания, не эпатаж, это нечто более сложное, чем материализация умозрительных представлений. Может быть, это вариант воплощения недостижимой мечты о гармонии человека с Мирозданием.
Гарольд. Что вы делаете?
Мод. Я хотела посадить это деревце.
Гарольд. Здесь?
Мод. Сегодня утром, когда я проходила мимо комиссариата полиции, я увидела его… отравленное газами, в цементном горшке. Совсем одинокое! Я решила его спасти и найти ему подходящее для жизни место.
Сказано - сделано. Реакция окружающих не в счет. А всем ведь интересно:
Садовник. Скажите, отец мой, не на вашей машине они уезжают?
Священник Финнеган. В самом деле.… Это моя машина!
Элегантный «голубой Фольксваген» со знаком Святого Христофора триумфально красовался на сцене в качестве арбитра между противоположными интересами и противоречивыми мотивами идеологических противников.
Гарольд-Агафонов, улыбаясь безо всякой причины (позволю себе перефразировать А.Чехова), словно переживает состояние человека, которому вдруг посчастливилось излечиться от тяжелой болезни, именуемой по-русски хандрой. Он чуть ли не в эйфории от смутных предчувствий замысла, уготованного изменчивой Судьбой.
Гарольд. Вы можете забраться в любую машину и уехать?
Мод. Не в любую, я выбираю. Терпеть не могу чехлы их пластика.… Вот здесь прекрасно.
Гарольд-Агафонов ставит деревце-муляж на авансцену.
Мод-Антонова изящно руководит:
- Мы посадим его в лесу пораньше.
На самом деле, «леса» нет. Неважно. Художник никому ничего не должен. Главное: что? Энергия. Самоубийственная энергия Гарольда в пику мещанской вялотекущей самоуспокоенности.
В непредсказуемых поступках Мод, в её нежности, с которой она относится к юному единомышленнику так же мало безрассудства, как в самом Гарольде. Их объединяет неприятие лицемерия. Поэтому, безликие социальные табу воспринимаются как объект насмешки.
Вот, к Мод является незваный гость, священник Финнеган: он озадачен судьбой автомобиля.
Священник. Голубой фольсваген со знаком Святого Христоффа.
Мод. Ах, да. Помню. ее все время заносит влево.
Священник. Да, но…
Мод. И тормоза отказывают?
Священник. Да, но…
Мод. Вы пробовали овсяный чай?
Священник Финнеган в исполнении Юрия Орлова резко отличается от героев второго комического плана форсированной характерностью. У него другая органика. Финнеган – идейный оппонент. Он знает, как следует жить, руководствуясь здравым смыслом. Дипломатично избегает, какой бы то ни было моральной оценки происходящих событий. В отличие от суетливых представителей власть имущих, образец которых по воле режиссера являют собой инспектор Бернар (Александр Лесков) и его помощник Доппель (Андрей Родимов). Последний играет две роли-функции без ущерба для действия, ведь значим метафорический, а не психологический жест. Три девушки из брачного агенства – Сильвии Базен, Нэнси Марш, Роз Д'Оранж, направленные умелой ЭВМ в дом Чейзенов (у мадам Чейзен идея-фикс: во что бы то ни стало женить сына) в условных амплуа незавидных невест представлены одной актрисой. Елизавета Александрова явилась как бог Саваоф в трех ипостасях – и это был яркий концертный номер. Зрителям аттракцион понравился, а Гарольд-Агафонов, казалось, не впечатлился вовсе.
Во втором действии объяснение алогичных поступков Гарольда как некий художественный феномен безуспешно пытается внедрить в сознание мадам Чейзен психиатр. Матиуш-Васильев осторожно подбирает слова, его голос звучит проникновенно и вкрадчиво.
Доктор. Элен, с точки зрения фрейдизма…
Мадам Чейзен. С точки зрения фрейдизма он отказывается от самоубийства, чтобы соблазниться очарованием дряхлости. Чего же лучше желать матери!
Итак, мама – в ярости, она оставлена сумасбродным отпрыском на произвол собственных амбиций. Иное дело – Гарольд. Он переживает звездный час. Или несколько минут всепоглощающей любви, с юношеским самоотречением.
Через множество деталей, через едва заметные импульсы и действия, связанные с этими счастливыми сценическими мгновениями, почти не меняя внешнего рисунка роли, актер нашел свое романтическое воплощение, без сексуальности и неконтролируемой инфантильной эмоциональности.
В финальной сцене Гарольд-Агафонов признается возлюбленной в чувствах. Мод-Антонова во всем белом внимательно и чутко реагирует на трепетные интонации в голосе юного поклонника. Гарольд в желтом свитере с высоким воротником, в джинсах и босой выглядит совсем мальчиком, смущенным и грациозным.
Гарольд. Это кольцо. Оно не имеет большой ценности, но… я надеюсь сделает Вас счастливой.
Мод. Я счастлива. Невозможно быть счастливее меня. Я не могла и вообразить более нежное прощание.
Гарольд. Прощание?
Мод. О да. Мне 80 лет.
Гарольд. Но Вы же не уезжаете?
Мод. Уезжаю. Я приняла то, что следовало больше часа назад. В полночь я должна быть далеко.
Гарольд. Что? Но… это…
Мод-Антонова улыбается ему извиняющейся улыбкой, подходит ближе, раскинув руки, как крылья, словно хочет объять Вселенную.
Мод. Идите сюда, улыбнитесь мне.
Гарольд. Я Вас умоляю…
Со вскриком: Не умирайте! Я не смогу этого пережить.
Мод. Мы начинаем умирать с самого рождения. В смерти нет ничего страшного, ничего удивительного. Нет, Гарольд , я не ухожу, я наоборот пришла.
Гарольд. Но почему этим вечером?
Мод. Я давно выбрала день. 80 лет - хорошая цифра.
Гарольд. Мод…
Мод. Надо мне верить и все.
Пауза.
Гарольд. Я люблю Вас…

Умереть – это по сути, все равно, что выйти в соседнюю дверь.
Мод-Антонова уходит, скрывается из виду в высоких подсолнухах, над ними распахнулось звездное небо. А подсолнух у древних греков не только символизировал Солнце и Аполлона, удивительный желтый цветок – символ преданности и веры.

Он классный.
Я буду его рекомендовать друзьям
Душевный, философский, трогательный. Вовсе не скучный.
Актеры играли отлично.
Идет 3 часа, но не затянуто вовсе.

Не берите первый ряд!
Из-за гроба (это декорации) будет часть сцен не видно )))

Только что пришла с юбилейного спектакля Ольги Антоновой "Гарольд и Мод", Сразу же потянулась к клмпьютеру посмотреть рецензии, хотелось сравнить свою оценку спектакля и пьесы с профессиональной. Первая рецензия была Жанны Закревской. Она полностью совпала с моими ощущениями на просмотре. Я видела прекрасную, как всегда, актрису и бледный спектакль по не менее бледной пьесе. Антонова своей игрой искупает все недостатки спектакля, или почти все, но мысль о том, какое удовольствие получили зрители при достойной ее пьесе и режиссуре, не покидала меня на протяжении всего действия.
Я стала вспоминать все роли Ольги Сергеевны, были достойные ее таланта, но как их было немного за жизнь. Впрочем, это общая беда очень многих больших актеров...
Лия