Спектакль

Сны Родиона Романовича

Чем-то повеяло в московском воздухе эдаким — то ли новым кризисом веры, то ли тоской по настоящему человеку, и театрам разом понадобился Федор Михайлович Достоевский. Старшее поколение ведет разговор с классиком по-крупному: Кама Гинкас про «Братьев Карамазовых», Юрий Погребничко про «Бесов». Молодой режиссер Павел Сафонов решил скромно остаться в пределах школьной программы и инсценировал «Преступление и наказание». А чтобы сочинение на тему выглядело оригинально, он пересказал всем известную историю в виде снов Раскольникова.

Коробка сцены затянута мятой белой бумагой: это лазарет, комната с голыми стенами, где стоит одна только кровать. Под казенным одеялом лежит осужденный «убивец» Раскольников (Илья Исаев) и во сне заново проживает свою историю. Вернее, спутанные эпизоды этой истории разыгрывают терзающие его бесы. Сны каторжника — а Исаев играет Раскольникова именно каторжником, для заморенного жизнью петербургского студента он, один из лучших артистов РАМТа, выглядит слишком уж брутально, — так вот, сны каторжника, конечно, дело нечистое. Поэтому и видятся Раскольникову не реальные люди, а бесы, похожие на клоунов. Поставить Достоевского с клоунами — такого еще, пожалуй, не было.

Бумага рвется, клоуны-бесы проходят сквозь стены, нацепляют куски костюмов — шлейф, пиджак, перчатку или шляпку — и представляют разных персонажей. Вся их компания во главе с Виктором Сухоруковым без конца хлопочет, хохочет и сводит Раскольникова с ума. Надо сказать, что бесы свою часть отыгрывают изрядно, и следить за ними весело. Но как только начинаются мучительные разговоры Раскольникова со Свидригайловым (Сергей Колтаков) или их исповеди, спектакль мгновенно проседает. Сцена становится скучной, переживания героев выглядят банально: как будто Сафонов решил, что психология по Достоевскому — это что-то очень занудное. Любовь по Достоевскому в его постановке тоже вышла странная. Сонечка Мармеладова в исполнении Веры Строковой — ангелоподобное существо в облаке балетной тафты, очень милое и вовремя пускающее слезу, но никак не связанное с «униженной и оскорбленной» маленькой проституткой из романа. В какой-то момент она оказывается стоящей на шаре, а Раскольников сидит мощной спиной к залу — вот вам Пикассо, вот сестры тяжесть и нежность… Очень славная картинка, к ней бы еще спектакль настоящий придумать — не про клоунов, а про Достоевского. Хотя этот для школьного сочинения тоже неплох.