Спектакль

Река с быстрым течением

В Художественном театре поставили старые рассказы Маканина. В отличие от своего ровесника Распутина (оба — 1937 г.р.), чью столь же старую повесть «Живи и помни» выпустили на той же сцене двумя неделями раньше, — в отличие от Распутина, после перестройки переставшего писать, Маканин продолжал выпускать вещь за вещью, все толще и толще, дрейфуя от реалистических очерков к притчам, от них — к антиутопиям. В 1993 году получил Букера за «Стол, покрытый сукном и с графином посередине», а в 1999-м — Государственную премию за роман «Андеграунд, или Герой нашего времени». То есть Маканин перестраивался. Как умел, избегал участи остаться в истории литературы в разделе «Советские писатели». Но с равным успехом он мог бы ничего и не писать. Потому что читатели, скупающие сборники его старых вещей, — и вот теперь еще режиссер Марина Брусникина в МХТ — различили реальность, данную им в ощущениях, именно в этих старых рассказах. В очерках эпохи ИТР увидели траектории, по которым мы движемся до сих пор. Печку, от которой и нынче танцуем. Нормы, которые и теперь нарушаем.

Второе попадание Брусникиной — это жанр спектакля. Хотя в любом другом случае его стоило бы назвать поражением. Потому что, строго говоря, инсценировать прозу — значит перевести ее на язык драматического действия. А Брусникина, хоть и считается стахановцем в этой отрасли, умением таким не блещет. В «Реке с быстрым течением» Брусникина и вовсе раздумала заниматься переводом и организовала типичный чтецкий вечер — излюбленный, к слову, жанр интеллигентной публики в те времена, о которых идет речь у Маканина. Он идет маканинской прозе так же, как идут хемингуэевские свитеры его героям. И оставим за скобками, что Сергей Юрский на чтецких вечерах в семидесятых один исполнял полдюжины рассказов зараз, а нынче дочь его, Дарья Юрская, играет одну героиню в трехчасовом спектакле, и она — одна из двадцати актеров. В одном месте прибудет — в другом убудет: нынешние чтецы потеряли в виртуозности и мастерстве, зато приобрели в легкости, давшейся простотой задач.

Так вот, два десятка актеров играют два с небольшим десятка людей. Мужчин и женщин. Горожан и горожанок, сводимых к одному персонажу, как его не назови — хоть бы и Ключарев. «Ключарев был научный сотрудник, кажется, математик — да, именно математик. Семья у него была обычная. И квартира обычная. И жизнь тоже, в общем, была вполне обычная, чередование светлых и темных полос приводило к некой срединности и сумме, которую и называют словами «обычная жизнь».

В композиции, которую выстраивает из рассказов Брусникина, обыденность поначалу очерчивается (стенами с дурной звукоизоляцией), исчисляется (квадратными метрами), описывается (служебным положением их обладателей). Потом в этих очерченных берегах различается движение. Находясь в струе, скорости движения не почувствовать. Движение можно ощутить, лишь выбравшись на берег. Это физика, пятый класс. И если ты почувствовал «реку с быстрым течением» — тебе, скорее всего, обратно в нее уже не ступить. Это жизнь.

Мысль эта исчерпывается уже к антракту. Но Брусникина продолжает — рассказом, давшим название всему спектаклю. И вдруг все предыдущее оказывается вводным предложением. Вроде бы ничего нового не происходит — все так же актеры описывают вслух своих персонажей и их переживания, но прекращается чтецкий концерт — и откуда ни возьмись появляется театр. Чему спектакль обязан этим захватывающим эффектом — бог весть. Может быть, тому, что за два предыдущих часа привыкаешь к правилам игры и перестаешь их замечать. Может, тому, что Маканин включает таймер, отсчитывая дни смертельно больной Симы, и вступает в силу человеческая история — с началом, серединой и маячащим впереди концом. В нее на всю катушку включаются актеры — Юлия Чебакова, Дарья Юрская, Валерий Трошин. Трошин, ироничный и характерный артист, в первой части спектакля срывавший аплодисменты комичными саморазоблачениями, после антракта играет форменное «быть или не быть». Его герой узнает о болезни изменившей жены и лихорадочно перебирает все жизненные сценарии, которые ему известны: больную жену надо пожалеть, изменившую жену нужно наказать — а как быть со смертельно больной изменившей женой? Считается, что человек не может чувствовать боль в нескольких местах одновременно. Боль ощущается попеременно: в одно мгновение болит голова, в следующее — коленка. Трошин играет человека, испытывающего попеременно все виды боли — ярость и апатию, алкоголическую невменяемость, безучастную проницательность. В конце концов, он молча играет то самое ощущение «быстрого течения», к которому три часа пытались подобрать слова.