Спектакль

Смертельно смешное путешествие

Московский молодежный театр В.Спесивцева (так он теперь именуется, заменив прежде фигурировавшее в названии слово «экспериментальный» апелляцией к молодому зрителю) есть учреждение культуры в своем роде примечательное. По разряду нетипового здесь проходит многое: от фойе, выдержанного в стилистике средней руки ДК, до туалетов, над которыми от души поработали граффитисты СВАО; от специфической труппы (воспитанники Спесивцева разных поколений), у которой острая коллективная жажда сцены явно превосходит ее профессиональные возможности, до не менее специфической аудитории. В этом месте следовало бы, по-хорошему, ставить радикальные тексты «новой драмы», что приросли бы в этом пространстве дополнительными смыслами и флюидами. Ан нет. Вячеслав Спесивцев делает главную ставку на другое — припадает, так сказать, к живительным родникам. На афише театра Есенин и Куприн (правда, «Яма» — ибо чему, как не ей, достучаться до молодых), Р.Бах и Ж.Амаду. Однако просвещать и говорить о высоком можно разными способами — иногда не грех и в легкой, развлекательной форме. Главное — чтобы все было худо-бедно осенено категорией духовного. Если не на уровне авторов, так хотя бы в разрезе этих авторов как героев спектакля.

Журналист и литератор Дмитрий Минченок написал пьесу об анекдотическом происшествии, якобы имевшем место в биографии Ильи Ильфа и Юрия Олеши. А конкретнее о том, как два южнорусских дарования в тысяча девятьсот двадцать каком-то году отправились на завоевание столицы из веселого города своего детства в вагоне поезда Одесса-Москва в колоритнейшей компании попутчиков. Надо ли говорить, какой богатый простор для полета всесокрушающей театральности предоставляет сей сюжет. «По ходу действия, — сообщается в пресс-релизе, — зрителей ожидает много сюрпризов». Дальше расшифровывается: «дуэль на вантузах», «редкие кадры кинохроники 20-х годов в сопровождении приблатненного шансона Виктора Королева» и прочее. И ведь не обманул документ — все это действительно имело место быть, включая непроанонсированный могучий хореографический пласт. Все действующие лица зрелища чуть что пускаются в удалой перепляс, смачно подчеркивая таким образом и неискоренимую молодость своего театра-дома, и специфику одесской культуры, и острое желание выдать на-гора максимально нескучную сценическую полифонию. Надо отдать должное худруку: понимая, что далеко не все его зрители являются давними поклонниками творчества И.Ильфа (не говоря уже о Ю.Олеше), он не утруждает своих артистов по части историко-биографической составляющей зрелища. Писатели предстают в виде этаких одержимых зовом похоти юных балбесов довольно странного вида. Особенно хорош вышел будущий автор «Зависти» — в смазных сапогах и с кашей во рту; в работе над образом исполнитель, кажется, принял в качестве сверхзадачи образа псевдоним Олеши периода его службы фельетонистом «Гудка», а именно Зубило.

Впрочем, и нужны-то они в основном для затравки, как своего рода маневровые паровозы, — плавно отходя в тень, прозаики высвобождают подмостки для куда более интересных персонажей: знаменитого одесского врача-венеролога, его молодой жены и ее любовника, а также пары дюжих скорняков, принятых в результате комического недоразумения за больных дурной болезнью гомосексуалистов.

Зал — в восторге. Евгению Петросяну впору серьезно задуматься. Безруковско-есенинский творческий метод торжествует, крепнет, развивается. И если начисто абстрагироваться от двух вещей — от фамилий персонажей и от сознания того, что есть такое многовековое искусство «театр», — то представленное на улице Руставели можно с легкостью уподобить полутора часам незамутненного удовольствия.