Драматический |
12+ |
Сергей Арцибашев |
1 час 20 минут |
В Малом Кисловском переулке в начале сезона вывесили перетяжку с крупной надписью «Устрицы». То, что напоминало рекламу ресторана, оказалось анонсом Театра им. Вл.Маяковского: актер Игорь Кашинцев объединил рассказы Чехова и Аверченко в «ресторанную исповедь» и сыграл свой моноспектакль «Устрицы» на малой сцене.
На первый взгляд, сюжет нехитрый. Сначала идет чеховский рассказ, сатира на чиновно-разночинный люд провинциальной царской России, а потом, как реплика к нему, — эмигрантские рассказы Аверченко: с горечью воспоминаний, с поэзией утраченного быта, с ненавистью к новой власти и беспощадной иронией. По крайней мере, сам Кашинцев, актер старой школы, играет именно этот сюжет: какая красивая и хорошая раньше была жизнь, как плохо в новой стране. Вот только пока актер искренне сожалеет о «большой стране» — самодержавной России, из зала поднимается встречная волна совсем иной, советской ностальгии. Но не это, конечно, имели в виду, когда писали в программке: «ностальгический моноспектакль». Просто Сергей Арцибашев задумал отдать один вечер на откуп старому актеру и его театральной эпохе. Она уже отошла в прошлое, теперь и на нее тоже можно посмотреть и с легкой ностальгией, и с легкой иронией.
Сегодня с величайшим удовольствием посетил спектакль, которого ждал два месяца. Как оказалось, не зря что-то, с упорством отличника на ЕГЭ подсказывало мне все это время, что нужно, во что бы то ни стало, попасть туда.
Долгое время я искал в Москве хоть одну постановку по Аверченко, и вот, свершилось - в театре Маяковского дают "Устрицы". Чеховский рассказ дал название спектаклю, и не просто так - действо состоит из произведений обоих гениев русской сатиры, Мастеров, возведших русский литературный язык на пик своего развития. Вкусности его в их творениях позавидовал бы стол Лукулла, а разнообразию - флора и фауна Мирового океана.
Целый вечер вниманием зала безотрывно повелевает Народный артист России Игорь Константинович Кашинцев, которому, к слову, летом исполнится аж 80 лет! Его работы в кино ничем не примечательны - эпизоды или роли второго плана не запоминаются зрителю. Да и не нужно, ведь его секрет не в том. Кашинцев - Чтец, именно такой, с большой буквы. Адепт той старой академической театральной школы, которая постепенно стирается нынче из памяти инъекциями "современных постановок".
Все полтора часа я "смотрю в рот" Игорю Константиновичу, для пожилого уже мужа он потрясающе работает - пляшет, читает, лицедействует. Обратите внимание, не играет, а именно лицедействует в чеховском рассказе, где время от времени ему приходится перевоплощаться в героев Антона Павловича, столь разных образов, гениально выцепленных на свет сатиры из житейской суеты конца 19 века.
Рассказы Аверченко, выбранные для прочтения, пусть и не самые мною любимые, пролетают, как один миг - настолько быстро привыкаешь к хорошему, творящемуся на глазах, настолько вживаешься в эти истории, что забываешь об окружающей реальности. Словно окунулся в иной мир.
В конце Кашинцев вдруг начинает рассказвать про Аверченко, как при жизни, до Революции он издавался милионными тиражами, и это в "нечитающей" и "необразованной", как нам пытались представить, Империи. Как он умер, в одном возрасте с Чеховым, в 44 года в Праге, от нищеты и тоски по Родине. Как на 130-летие со дня его рождения в Чехии, где его почитают классиком мировой литературы, прошли празднества, выпустили переиздание его сочинений, а в России, которую он любил всем сердцем, почти никто и не вспомнил о "крикуне старорежимной жизни" как презрительно именовала его большевистская пресса.
- Я люблю русский слог и хочу передать его вам и последующему поколению, - обращается в конце своего рассказа Мэтр к залу, - будучи в одной школе, я хотел 10 классникам прочесть что-нибудь из Чехова, а директор мне говорит - позвольте, зачем же Чехова, это сложно для них, прочтите что-то легкого жанра, вроде "про раков, которые за 3 и за 5 рублей".
- Интересно ли это все вам? Будете ли вы ходить сюда еще, расширять ли мне программу, или же это уже чересчур старомодно? - при этих словах глубокоинтеллигентного пожилого человека, вынужденного спрашивать аудиторию, не претят ли ей Чехов и Аверченко, те, чьими трудами он пытается из последних сил прививать людям красоту родного языка, к горлу подкатывает ком.
И происходит это все на малой сцене. Думаю, не нужно расшифровывать, что на малых сценах ставят то, что не имеет широкого зрительского спроса. Я сижу на первом ряду, в двух метрах от меня только что, без преувеличения священнодействовал человек, несущий среди мглы деградации, когда "литературой" считают сорокина и донцову, последние, уже затухающие пламенья чистого, богатого родного языка.
Позади всего несколько десятков людей. Камерный спектакль, возможно оттого и сильнее ощущения и чувства, вызываемые к жизни творчеством этого невероятного обаяния человека.
К чему я тут растекся мыслию по древу - сходите, поддержите настоящий русский язык и получите настоящее удовольствие!
Вот так взяла Екатерина Рябова, да и сказала своё веское слово. Хорошо потому что в театре разбирается. А я так себе разбираюсь, но тоже молчать не стану.
Игорь Кашинцев любит Чехова, любит Аверченко. И, как актёр старой школы, он несёт свою любовь в зал. А зритель либо проникается этой любовью, либо размышляет о театральных эпохах и иных высоких материях, никоим образом со спектаклем не связанных.
Игорь Кашинцев прекрасно понимает, что произведения Чехова и Аверченко вне времени, потому и ездил в Прагу за неизданными рассказами. Если он о чём сожалеет, так это о том, что доныне "их" Эйнштейна мы кроем "своим" Ползунковым. Вот об этом спектакль.
Уважаемые зрители! Кто, почитав рецензию афиши, собрался на "устрицы" за советской ностальгией, НЕ ХОДИТЕ! Ею там и не пахнет!
Любителям же иронии, порой едкого, горького, но живого юмора мастеров слова в блестящей интрепретации сообщаю: под "устрицами" Игорь Кашинцев (по его собственному признанию) подразумевает небольшие рассказы и высмеиваемую в них мелочность.