Спектакль

Стеклянный зверинец

Сначала в зал пустили дешевый удушающий дым, потом на киноэкране, который играл еще и роль занавеса, тоже показались густые клубы — то ли дыма, то ли пара. «Испания, Герника», — высказала предположение моя соседка, главный в Петербурге специалист по театру Уильямса. Я поняла, что готова терпеть жжение в носоглотке ради такого остроумного хода. Это и в самом деле очень важно, что в тот момент, когда главный герой — теперь известный писатель — Том Уингфилд начинает свой рассказ, кругом идет испанская война. Пепелище — выгодный фон для воспоминаний о далеком доме. В каком же я была отчаянии (про свою соседку я и вовсе молчу), когда поняла, что ошиблась, приняв за взрывы невинное дождевое облако.

Никакой испанской войны в спектакле Елены Черной нет. Есть четыре юных создания, только вчера получивших актерские дипломы, которые играют антологию человеческих комплексов. Милая болтушка Аманда Уингфилд, матушка Тома, по воле режиссера Черной превратилась в похотливую самку. Актриса с прекрасными голубыми глазами нарочно говорит в нос и не спускает с лица гримасы школьной учительницы. Нежная, почти бесплотная владелица коллекции стеклянных зверушек, сестра Тома хромоножка Лаура вышла закомплексованной истеричной дурочкой. Удивительно, что у молодой и очевидно талантливой актрисы не случилось к финалу натуральной истерики. Сам Том в исполнении Алексея Сильянова куда уместнее смотрелся бы на страницах глянцевого журнала, что само по себе, может быть, и неплохо, но никак не вяжется с текстом пьесы.

Единственный, кто немыслимым образом отвоевал право выглядеть естественным в этом пыльном, бытовом, словно из старого сундука, спектакле, — Виталий Куликов в роли Джима О’Коннора, приглашенного в дом в качестве потенциального жениха Лауры. Но, о боже, в тот момент, когда он входит в комнату к Лауре с самыми чистыми намерениями, за ним по пятам с киноэкрана несется стадо диких зебр и быков. Бедному артисту приходится отыгрывать явно патологичное половое возбуждение, будто бы овладевшее им при виде невинного, хромого, дрожащего, словно в лихорадке, существа. Джим едва не падает в обморок, так что режиссер в поддержку своей концепции даже решилась дописать в этой сцене пару недостающих реплик. Слов и в самом деле недостает — едва ли Уильямс предполагал, что пишет диалоги о животных.