Балет |
16+ |
Леонид Якобсон |
2 ноября 2013 |
40 минут |
Всю жизнь хореограф Леонид Якобсон делал резкие заявления и резкие жесты. Всю жизнь он боролся с двумя врагами: первым было советское государство, вторым — классический балет. С государством и балетом Якобсон боролся одинаково — своими спектаклями. Едва ли не первым в СССР Якобсон понял, что государство и классический балет — единомышленники. И что классический балет с его униформой пачек, суровой дисциплиной эмоций и тела и строгим, до каждого вздоха кисти, единообразием — это готовая эмблема тоталитарного государства. Государство и балет совпадали во мнении, что главное — порядок, ровный ряд. Так что враг у Якобсона был, в сущности, один: система. Системное мышление, системное поведение, дисциплина, алгоритм.
У Якобсона типичная биография фрондера и диссидента: жизнь за чертой официального признания — на зарплату жены-танцовщицы и продажу связанных тещей кофточек, скитания по разным театрам, с трудом выбитая собственная труппа, работа под угрозой запрета спектаклей. Посмотрите на эти балеты. Постоянное отрицание какой бы то ни было системы придало им прямо-таки звериную энергию. Постоянная готовность их автора к отпору и обороне тоже очень на них сказалась. Они похожи на пустынных или арктических животных — с лапами, модифицированными для бега по раскаленному песку, с шерстью, модифицированной для морозов-ломоносов. Они странно смотрятся сейчас. В комнатной температуре зрительного зала, которому ничего не нужно доказывать, у них сонно наливаются веки, тускнеет шерсть, падают давление и тонус; нередко они умирают. Для нормальной жизнедеятельности им нужно, чтобы под стенами театра бесновалась толпа зрителей. Чтобы для усмирения ленинградских балетоманов высылали конную милицию. Чтобы смольнинские чиновники, апоплексически краснея, брызгали слюной в телефон.
Если б вся эта фантастика случилась теперь — вы бы ощутили и зной, и холод. И увидев, как в «Свадебном кортеже» Якобсона влюбленный шлимазл на чужой свадьбе пьет из пригоршни свои слезы, вы бы подумали, что это не сантименты, не театральная вульгарность, а картина Шагала.