Опера

Макбет

«Мы думали: звезда, целая свита вокруг него толпиться будет», — разочарованно говорят в Большом театре. На его новой сцене под звон мобильников и назойливый гомон ждущих своей очереди артистов терпеливо репетирует Эймунтас Някрошюс, один из важнейших режиссеров нашего времени. Никакой свиты нет, скупые режиссерские замечания почти не слышны. «Вам что, не мешает весь этот шум?» — спрашиваю я. «Конечно, мешает. Но зачем я буду тратить энергию, чтобы еще раз сказать про мобильные телефоны? Это конституция каждого человека». Сумрачный молчаливый литовец говорит загадочными огрызками каких-то, видимо, очень важных, но мучительно переводимых на человеческий язык фраз. Он имеет обыкновение не договаривать их до конца, а чаще вообще обходится отдельными словами, предпочитая, чтобы смысл угадывали его собеседники. Солисты Большого театра угадывают изо всех сил, подсказывают друг другу и самому Някрошюсу правильные ответы. Някрошюс внимательно на них смотрит и иногда говорит «да». Солисты в растерянности. Они не привыкли, чтобы их заставляли так много думать.

«Либерал я, — объясняет Някрошюс. — Если актер понял, то и все. Зачем тратить время на отшлифованность? Когда красиво поют, не обращаю внимания, точно все делают или нет. Стул не так поставил. Еще что-то забыл. Думаю, и хорошо, что забыл».

У меня такое доверие к певцам вызывает сомнение: если им дашь волю — сразу получишь оперный штамп. Но Някрошюс неожиданно проявляет нечто похожее на чувство юмора: «Есть штампы хорошие. Есть штампы плохие. А если из какого-нибудь седьмого штампа и двадцать четвертого делаешь комбинацию, то получается уже не штамп».

«Макбет» Верди — оперный дебют Някрошюса. Раньше он оперой не занимался. Уговорить режиссера удалось флорентийскому Teatro Comunale, где год назад и состоялась премьера. Вероятно, не последнюю роль сыграл грамотный выбор произведения. Лучшей темы для Някрошюса, у которого уже есть знаменитая постановка шекспировского «Макбета», не найти. «Макбет» и театр Някрошюса — очень подходящие друг другу миры. И дело даже не в количестве пролитой по ходу действия крови, а в сумрачной, разрушительной и плохо объяснимой на человеческом языке силе страсти.

Теперь режиссер переносит свой спектакль в Большой театр, для которого эта ранняя опера Верди станет первой премьерой сезона и первым обращением к этому сочинению аж с 1861 года. Праздник Большому, правда, как всегда, подпортила Мариинка, не так давно уже обзаведшаяся этим редким для российской сцены произведением.

На самом деле из Италии в Москву приезжают только декорации, сделанные сыном режиссера Мариусом Някрошюсом, и музыкальное руководство в лице дирижера Марчелло Панни. Все, что происходит на сцене, Някрошюс по ходу репетиций сильно переделывает. Оно и понятно: солисты-то другие, и режиссерские загадки каждый по-своему разгадывает.

Солистов и огромный хор для московской версии Някрошюс отбирать не стал, положился на вкус Большого театра. Отобрал только ведьм из миманса — тех, у кого волосы подлиннее. На них много ответственности. Хотя, говорит Някрошюс, главное в спектакле — не внешний антураж и не отдельные персонажи, а семья Макбетов и внутрисемейные отношения. Кто прав, кто виноват в этой кровожадной истории — не разберешь. Да это, считает режиссер, не так уж и важно. Зато люди жизнь не пустую прожили. У каждого из них была судьба. А судьбу, по его мнению, все-таки лучше иметь, чем не иметь.