Пушкинский сюжет, в котором русские бьются с загадочной иноземной восточной силой и проигрывают ей, перевернут японским постановщиком вверх ногами и представлен в стиле театра кабуки. Русский царь Додон и воевода Полкан сами превращаются чуть ли не в самураев, ходят с набеленными лицами-масками и застывают в скульптурных позах. Сюжет несколько путается, зато выходит актуально в геополитическом смысле: вместо «желтой угрозы» — политкорректный жест в сторону японских туристов в партере. Все наконец встает на свои места, когда Додон добирается до Шемаханской царицы. Тут вступает в силу музыкальный контраст русского и восточного: чижик-пыжик Додона против фиоритур восточной femme fatale (Лариса Юдина и Ольга Трифонова).
Режиссура: куча народу из массовки куда-то бегает по сцене, что-то делает, причем что-то явно осмысленное и заданное режиссером, а не отсебятину, при этом смысл этих действий отсутствует начисто. Какие-то дополнительные "внелибреттные" персонажи, Петушок со смартфоном, потуги на режоперу. Очевидно, Матисон хотела придать постановке какой-то второй-третий смысл, но ничего не вышло, при этом развалился и смысл первый: главные герои шаблонные и непроработанные, Додон и сыновья весь первый акт борются с реквизитом, Шемаханская царица ведет себя как малолетняя оторва из подворотни за столиком в "Палкине", в либретто одно, в программке другое, на сцене третье и никто даже не делает вид "так и задумано", все стараются отпеть и забыть как страшный сон.
Потом, кто сказал всем этим людям, что Римский-Корсаков — это для детей? Из-за того, что в названии присутствует слово "Сказка" в зале на тяжеленную трехчасовую оперу с музыкой в стиле Рихарда Штрауса было полно пяти-шестилетних детей, которых запутанные родители в антракте уговаривали "потерпи, дальше будет интереснее". А дальше интереснее не было: наполненный недетским сексуальным напряжением второй акт, решенный Матисон в стилистике "проститутка и старый кобель на фоне видeозадника", мало помог развеселить детей.
Вокал: Додон (ветеран Алексашкин) под конец уже заметно устал и порой нёс просто отсебятину вместо текста, Шемаханская царица (Сулейманова) обладает странным привлекательным тембром, но, кажется, существует где-то параллельно от оркестра (тут, впрочем, привет незабвенному Николай Андреичу: арии как-будто киданием костей писались поперек аккомпанемента) Про остальных певцов даже вспомнить нечего — кто без голоса, у кого роль в две строчки.