Спектакль

Оркестр

Появляются иногда театральные труппы, спектакли которых вызывают либо стойкое привыкание, либо органическое отвращение, и эти ребята -- как раз из таких. Я не слышала ни разу ни одной рецензии, которая оценивала бы постановки этого театра как "посредственные" или "миленько, но...".
Почти все, что они делают так или иначе трагифарс. Я же регариую и на другие жанры, в состоянии воспринимать и светлую грусть и прочее, но уж очень часто жизнь оказывается такой, что сначала предаешься жалости к самому себе, а потом уже нет сил этим заниматься, и начинаешь над этим ржать. А, насмеявшись, просто продолжаешь жить дальше, потому что "никто не может быть вечно слабым".
Почему-то мне не кажется нужным (хотя и представляется возможным) анализировать эту постановку.
У каждого оркестранта своя история. Косенькая девственница средних лет живет с матерью и тешит себя воспоминаниями о том, как маэстро однажды посмотрел на нее в антракте, но после второго действия умер. Ее же героине принадлежат дивные монологи: "Ах, ты, маленькая, убогая давалка! Реши для себя раз и навсегда -- не давать! И вот ты сегодня не даешь, завтра не даешь, послезавтра не даешь, а потом все и так знают, что здесь (голос срывается на писк) -- НЕ ДАЮТ!". И "Мама, я хочу белого платья!".
Любвеобильная француженка оставила свою дочь на попечение своей матери, чтобы быть с очередным любовником, потому что она, по собственному же заявлению, принадлежит к тому типу женщин, которые без мужчин не могут. Сейчас живет с русским солдатом, пьянчугой, который ее бьет. Но она, ясное дело, силится доказать, что он прекрасен и удивителен.
Сюзанна -- любовница единственного мужчины в оркестре, Леона, арфиста, который, впрочем, не может быть с ней, потому что у него -- парализованная жена, которую сообщение о его уходе может убить. Застрелится в туалете.
Леон разрывается между женщинами. Слаб и труслив.
Мадам Арданс, директор оркестра, стильная и сильная, сухая и сексапильная, старается не допустить всеобщего развала, но пристает к Леону и считает Сюзанну истеричкой. Вдова. Муж был первой скрипкой. После его смерти чувствует себя свободной и счастливой.
У Анны-Мари Прюне случился выкидыш, когда она узнала о гибели мужа на фронте, и после этого говорить она стала с трудом.
Еще есть беременная девочка, которая замужем за каким-то Эдмоном, живот к концу спектакля рассыпается пеплом, но я бы сказала, что она -- самый не выписанный персонаж.
А, ну еще пара гомосексуалистов, работодатель оркестра и его друг, которые хотели бы и ребенка усыновить, и вообще терпят какие-то размолвки.
И 2 инвалида, один без рук, другой без ног, которые смотрят на двух монахинь, которые моют пол ("Кошка любит подслушивать детские сказки").
Там еще масса вводных историй и вставок, почти все актеры играют несколько ролей, для них участие в такой постановке, на мой взгляд, настоящий подарок.
Человеческие (в особенности женские, потому что пьеса не менее феминистская, чем "В Мадрид! В Мадрид!") типы представленны гротескно, но, в то же время жизненно и узнаваемо.
Действие столь красочно по переживаниям, когда в крохотных миниатюрах герои вольны сильно меняться, прекрасная возможность оценить диапозон каждого. Просто отличный спектакль.

Какая же пошлятина! Смотреть на эти кривляния местами даже противно. Сказать, что спектакль не о чем-значит попасть в точку! Сравнивать это "действо" с выложенным на ютьюбе одноименным спектаклем Челябинского театра, это как сравнить кучу навоза с великолепным розовым кустом: что-то общее есть, но такое далекое...
Когда насилие над произведением достопочтимого Ж.Ануя на сцене достигло грани между просто кривлянием и идиотизмом, зрители начали массово покидать зал. Вначале по два-три человека, а потом уже целыми рядами! До антракта, по моим подсчетам, только из партера, не выдержав мучений, зал покинуло около 135 человек.... Это ли не фиаско? Очень жаль потраченного времени, и конечно же, денег. Надеюсь, актерам и режиссеру, стало хоть немножечко стыдно за такой "театр". Назвать этот уровень низким - не поворачивается язык, скорее речь идет о полном его отсутствии. В школе, на коленке, ставятся спектакли куда лучше и глубже.

В «Окестре» по Жану Аную девушки-музыканты и один пианист сидят на больничных стульчиках, одетые нарочито нарядно, слегка по-парижски, но старомодно и невыиграшно, синхронно танцуют под кан-кан сидя. Их движения просты, но пафосны и значительны, со всей возможной страстью, и в этих движениях, изображающих игру на инструментах, (трагичнее с каждым разом), вся их обреченность, все их желания выйти замуж или хотя бы кому-то отдаться. Кисть, будто держащая скрипку. Поворот головы, будто зажатие скрипки. Вторая кисть, будто держащая смычок. Сейчас начнется! И тут… Хлопок по коленкам. Левая нога в сторону. Рука с криком между ног. Еще. Кистью отрезают голову. Еще. Привстали. Бедра. Рука вперед. Поклон. И пусть это будет вышибала, пусть пьяный русский, пусть муж, который говорит садиться куда угодно, только «мозги не еби», пусть пианист из оркестра с парализованной женой, от которой можно спрятаться только на час в гостинице на окраине города. Каждой девушке хочется музыки и любви. Настоящая музыка для настоящих людей, а не для страдающих запорами (по пьесе) или для даунов и летчиков с оторванными конечностями (по Эренбургу) и настоящая любовь с готовностью умереть друг за друга здесь невозможны, но у каждой что-то подобное было, правда, сейчас от этого осталась лишь возможность рассказать об этом. Пьеса вкрыта, вспорота, и все ее внутренности наружу и вперемежку, нам. Персонажи, появлявшиеся в пьесе мимолетом из уст героинь здесь из плоти и крови, есть с ног до головы выдуманные режиссером герои, слова Ануя дополнены, и в той же тональности. Тут каждый готов пойти в сортир и застрелиться (он тут, рядом, на сцене, справа от оркестра). Тут каждый считает себя великим, а всех остальных хочет, и их же явно тайно ненавидит. В пьесе они играют на скрипках, контрабасе, виолончеле, альте, флейте и пианино. Тут - на нервах. Мучают себя и всех, вытворяя это гомерически смешно. У одной темные очки, потому что она косая, у другой, потому что он ее бьет, и одна другую целует взасос, а Пианист при удобном случае будто бы случайно трогает Директрису Оркестра. Придуманный Маню, «счастливый безумец» еле ходящий, с трясущимися руками признется в любви к придуманной так же Санитарке словами из «Песни песней», а она от этого ревет, как же так, ее только и любит, что безнадежный пациент. Мсье Лебонс, директор заведения грустно констатирует своему Морису (придуман) в шелковом черном халате: «Тебя не было до пяти утра». Косая Патриcия у Ануя трогательно рассказывает про заботу о матери с лишением ее сладкого, Эренбург выводит на сцену саму мать, мечущуюся в уборной: «Сука косая! Не запирай меня в сортире!». Все укрупнено, и все на грани гротеска, и происходит действие во французской деревушке, или в Питере с девушками, мнящими себя француженками, или во всем мире, je ne sais pas.

Лев Эренбург смотрит на жизнь, или по крайней мере сцену с точки зрения пессимиста, вылавливая из этой самой жизни все самое грустное, грубое и больное. В "Оркестре" речь идет о людях в безвыходном положении. Они во многом не сами виноваты в сложившейся ситуации, а жизнь, рок, судьба и проч. Режиссер показывает молодого человека с физическими и умственными дефектами, мужчину, любящего парализованную жену, косую старую деву, вдову с неприятной судьбой, двух очаровательных геев и прочих лиц. И показывает так, что хочется или расплакаться или убиться. В конце спектакля надежда на нечто светлое совсем пропадает, остается шок и грусть. К таким постановкам можно относиться по-разному: любить, ненавидеть, но мощнейшие ощущения и эмоции будут. Какие, выбрать самому.