Спектакль

Долгая жизнь

Планшет сцены — как сообщающиеся сосуды: четыре комнаты с общим коридором; в прологе публика бредет по этому коридору к своим местам в зрительном зале, уворачиваясь от развешанных по стенам тазов и велосипедов; после по этому коридору примутся шаркать тапочками престарелые обитатели коммуналки. В спектакле режиссера и художника из Риги Алвиса Херманиса нет слов: кто-то собирает мочу на анализ, другой натурально жарит что-то на плите, кто-то пытается починить «умерший» микрофон, пара стариков никак не соберется на кладбище — в каждой из комнат одновременно, безмолвно и неспешно истекает жизнь. Спектакль в целом — аттракцион, смысл которого в том, чтобы уравнять между собой разношерстных зрителей, публику и актеров, латышей и русских, взывая к общей коллективной памяти о советских застойных, — аттракцион, детализованный точными, местами трогательными, чаще кошмарными подробностями. Похожее объединительное движение когда-то возглавил Евгений Гришковец; разница в том, что Гришковец вспоминал детство, а Херманис напоминает о смерти. Эффект, надо сказать, во сто крат более сильный: детство все-таки у каждого свое, а финал-то общий.