Спектакль

Крутой маршрут

"Крутой маршрут" - первый и на сегодня единственный спектакль, по окончании которого я не смогла, как обычно, захлопать в ладони. На протяжении всех 3-х часов, что он идет, физически ощущаешь нарастающие со сцены напряжение, сопротивление, протест, сливающиеся в единую, какую-то нечеловеческую силу желания остаться человеком, желания не выпасть из человеческого. Не смотря на то, что жизнь порой выкручивает свой маршрут так, что это скорее напоминает кошмарный сон. Угрюмая решительность идти до конца за то, чтобы остаться собой, в финале спектакля нагнетается до такой правдоподобности, что, в буквальном смысле слова физически, вдавливает в кресло. Все эти женщины и путь, который они прошли в своей жизни, непостижимая, казалось бы невозможная в нашей сегодняшней жизни, бесчеловечность... и всего 3 часа на то, чтобы сообщить это залу. Я не смогла апплодировать, настолько была подавлена увиденным; но преклоняюсь перед вами, теми кто ЭТО пережил и остался человеком и теми, кто рассказал о том, насколько разным может быть путь.
Прошел год с того дня, когда я видела спектакль, но ощущения, которые он вызвал, живы до сих пор.

Пятьдесят лет назад моя мама - не просто член партии, а хранитель и издатель документов и произведений Маркса - тайком принесла домой ксерокопию "Крутого маршрута" и положила на стол мне - тогда семнадцатилетнему мальчишке - сынок должен сам научиться разбираться в жизни. Эта книга, как и другие вовремя прочитанные вещи, круто изменила всю мою жизнь, задав главные ориентиры, научив не сдаваться и не терять себя ни при каких обстоятельствах. Сегодня мы шли с семнадцатилетней внучкой по бульвару мимо "Современника" и вдруг увидели афишу... Мгновенно вспомнились все стихи из книги, выученные тогда наизусть, бессонные ночи с фонариком над перепечаткой книги.
Я боялся, что внучке спектакль покажется непонятным, тяжелым. Три часа, вобравшие в себя целую жизнь героини, пролетели как пять минут - и книга и спектакль на редкость оптимистичны в своей почти непереносимой тяжести и боли. Полный восторг внучки - "Это самый лучший спектакль, который я видела, его просто должны все посмотреть!". Странно, я вдруг тоже почувствовал себя семнадцатилетним. Почти двадцать минут оваций фантастическому составу актеров не передадут всего, что мы чувствовали. Спасибо Вам за то, что Вы делаете, за память замечательным людям, за очень нужные сейчас слова и мысли. Полный зал, воодушевленные лица зрителей всех возрастов, несмолкающие аплодисменты вставшего зала тоже очень помогают понять, что вокруг все так же много замечательных людей.

Этому автобиографичному роману Евгении Гинзбург как нельзя лучше подходит название его расширенной версии: «Под сенью Люциферова крыла». Происходящее не сцене, описывающее жизнь писательницы при сталинском режиме, вызывает острейшее внутреннее отторжение, невозможность поверить, что и её жизнь, и жизнь миллионов других людей были вот так, запросто брошены на жернова режима. Такие постановки, наряду с рассказами Шаламова, эпосом Солженицына, стихами Мандельштама заставляют раз и навсегда возненавидеть режим, при котором страдания и унижения народа были возведены в абсолют. И уже невозможно ограничиться эпитетами «бесчеловечность», «жестокость», «несправедливость» в описании тех далеких, но до сих пор кровоточащих времен. После душераздирающего вопля в начале второго акта главной героини романа, матери троих детей Жени/Марины Неёловой в ответ на оглашение следователем приговора: «10 лет тюрьмы!» - «За что??» навсегда укореняешься в мысли, что страшные «люди», творящие такое с невинными людьми в те годы спустили на нас ту самую «сень Люциферова крыла», от вождя до последнего вертухая заслуживающие своего отдельного, десятого круга ада.
Человеку, который по разным причинам с той же беззаботной легкостью, с которой те же следователи выписывали цифры 10, 15 и 25 лет на погубленных судьбах невиновных, видит оправдание террору против собственного народа, против женщин с детьми («Мы для них не женщины, мы для них - номера...») ужасным словом «зато...», необходимо непременно сходить на эту постановку и окунуться в эту бесчеловечную колючую цепь событий. Любому разумному человеку это послужит здоровой прививкой от иллюзий в отношении Великого Учителя и Отца Народов. «Имеющий уши да услышит».
Приходить лучше за 30-40 минут до спектакля - после гардероба ты попадаешь в фойе, стилизованное под реалии «культа личности Сталина» 30-ых годов. Статуя вождя, алые растяжные парадные ленты с лозунгами, на стенах - вырезки из советских газет того времени. Фраза грузинской женщины из спектакля «С чужими Сталин разобрался, теперь взялся за своих», описывающее начало большого террора после убийства Кирова запечатлена в больше части этих вырезок. Шитое дело об «участие в троцкисткой группе», о которой можно прочитать в этих вырезках, стало для активной образцовой коммунистки Евгении Гинзбург волчьим билетом на 10 лет тюрьмы и ссылок. Эти газетные вырезки дают понять, насколько мощной была лживая пропаганда времен «культа личности», которая долгое время закрывала собой чудовищную сталинскую тюремно-лагерную мясорубку.
Сам спектакль в двух актах описывать не хочется - это просто надо видеть. Весь путь «Крутого маршрута» Евгении показан невероятно живо и правдоподобно, от обвинительного приговора следователя до «прекрасной» каторги. Игра Марины Неёловой трогает до дрожи, любое слово и движение заставляет сострадать несчастной матери троих детей. Очень точна и, как всегда восхитительна в своем амплуа «простой советской бабы» Нина Дорошина, пугающе точна показана сошедшая с ума героиня Лии Ахеджаковой и невероятно обаятельна германская актриса, попавшая в тюрьму прямо в своих великолепных нарядах, сыгранная Ольгой Дроздовой. Письмо от сына грузинской женщины (к сожалению, не знаю актрису, её сыгравшую) тронуло до слез, очень сильный момент. Отдельно хочется отметить весь актерский состав, игравших органы НКВД - на поклон они почему-то не вышли (видимо, из-за того, что поклон явился неким продолжением и частью спектакля), хотя именно на них, т.е. на их роли проецировалась ненависть к сталинским палачам и режиму в целом. Такое яркое воссоздание мерзости этих бесовских слуг заслуживало отдельных стоячих оваций.
Эпилогом к спектаклю для меня стали ужасные мысли, что, к сожалению, многим нашим современникам, внукам и потомков тех несчастных людей, погибших от рук собственных правителей, статистика преступлений сталинского режима все ещё неочевидна и неподсудна, бередя умы тем «порядком и величием Родины», в жертву которого было принесено безумное, неподдающееся разумному объяснению количество непрожитых загубленных жизней и разлученных счастливых семей, стертых в лагерную пыли с лица их же родной земли. Чей некролог и путь на земле в то бесовское время заканчивается сухими, но ужасающими словами «реабилитирован посмертно». Хочется верить, мы или наши дети когда-нибудь смогут побороть этого люцифера, раз и навсегда сбросив образ Сталина в историческую преисподню.
Низкий поклон всем актерам и Галине Волчек за этот спектакль. Это свет в наши души. Память несправедливо погибших не должна быть забыта никогда.
P.S. «Ну что, генералиссимус прекрасный...»

Материал очень сильный. Тем более сложно объять его и пережить, как режиссеру, так и зрителю. Если начать со зрителей, то зайдя в театр с шумной московской спешащей улицы невозможно через десять минут понять то, о чем плачут люди на сцене, почему они кричат. Вся тяжесть и боль понимается разумом, но тело молчит. Настолько велик разрыв между обыденным сознанием и экстремальностью мечущегося сердца, что чувствуешь только досаду за это, нет живой связи. Апофеозом дисбаланса может служить всеобщая овация зала на заключительной песне, когда заключенные едут на этап из казематов. Восхваление партийного упыря помраченными и жаждущими хоть каплю надежды зеками вызывает ответную радость слепого сердца зрителей. Связи нет, все превращается в фарс. Если даже в храме души и свободы люди принимают резь в душе за повод для веселья, не так ли происходит и в их жизнях.
Мне кажется, что режиссер не уловил этой пропасти, его постановка не провела связующий мост.

Евгения Гинзбург, кандидат исторических наук, преподавала в Казанском университете и работала в газете «Красная Татария» вместе с человеком, чью статью из учебника когда-то критиковал Сталин. Этого предлога оказалось достаточно, чтобы пришить 33-хлетней женщине «терроризм» как «участнице троцкистской контрреволюционной организации». А в ней оказалось достаточно сил, чтобы в течение восемнадцати лет противостоять могучей государственной машине репрессий с её ложными доносами, тюрьмами, конвеерными допросами, ежовскими пытками, карцерами, лагерями, унижениями, голодом, без человеческих прав, без связи с внешним миром, где остались муж и дети. Она не подписала ни одного протокола, не сдала ни одного человека, не запятнала своей чести и достоинства, выжила, пройдя все круги ада, и написала об этом книгу «Крутой маршрут». Спустя примерно двадцать лет после её смерти, около семнадцати лет назад, Галина Волчек поставила одноимённый спектакль, в котором сейчас занята вся женская труппа Современника – два десятка характеров, которых коснулась одна и та же беда: юные и старые, неунывающие и упавшие духом, идейные и религиозные, человечные и подлые, теряющие рассудок и сохраняющие его. Благодаря актёрскому таланту запоминаются они все, каждая по отдельности, без второстепенных ролей – живые, убедительные образы, вызывающие сочувствие или отторжение, иногда – грустную улыбку, но никогда не оставляющие равнодушными. Вот Клара (Феоктистова) показывает шрам на бедре: овчарка гестапо, а окровавленные культи вместо рук – уже НКВД; вот старушка Анфиса (Дорошина) недоумевает: следователь назвал «трахтисткой», а она к «трахтору» в деревне даже не подходила. Неелова в роли самой Гинзбург – потрясающа, выше любых избитых эпитетов, её самоотдача – на разрыв аорты, до абсолютного погружения, она выходит на поклоны с залитым слезами лицом. Плакала, думаю, и немалая часть зала – больно тяжёл, даже страшен в психологическом и эмоциональном плане материал спектакля, это кошмарный сон наяву. Сейчас в искусстве, как сценическом, так и кинематографическом и литературном, практически не появляется настолько достоверных и цепляющих, если не сказать шокирующих, и долго не отпускающих произведений об эпохе культа личности. Сатира, сантименты, патетический пафос и стенания на котурнах никогда не достигнут такого же трагического эффекта, который способен возыметь почти документальный, объективный взгляд изнутри без преувеличений и преуменьшений. Невозможно упрекать Волчек в «излишнем натурализме», когда на сцене создаётся до такой степени погружающая в себя атмосфера, что одинаково бьют по нервам и вопли отчаяния и боли, и весёлые песни. Этот спектакль обязателен к просмотру каждым – не только как свидетельство подлинной истории, той огромной ошибки, которая не должна повторяться, но и как доказательство того, что, по Хемингуэю, человека можно уничтожить, но нельзя победить – если в нём есть внутренний моральный стержень честности перед самим собой и уважения к себе.

25.07.2010
Комментировать рецензию