Спектакль

Пять вечеров

Все счастливые советские пьесы похожи друг на друга: сегодня они вне конкуренции. Плохого в них только то, что про спектакли по ним скучно писать. На классических пьесах самореализуются режиссеры, и можно долго пересказывать, с какими выкрутасами изложен сюжет. В новой пьесе интересно допридумывать за небрежного автора сюжет и движущие силы. К советским пьесам не придерешься: они идеальны, самоигральны и постановщики редко оттачивают на них свою изобретательность. В советской пьесе царит актер.

«Только бы не было войны», — почти пятьдесят лет назад в финале пьесы говорили Зинаида Шарко в спектакле БДТ и Лиля Толмачева в «Современнике», тридцать лет назад — Людмила Гурченко в фильме Михалкова, десять — Надежда Маркина у Женовача. В какой мизансцене они в этот момент находились, по большому счету, факультативные нюансы. Сегодня в «Современнике» ленинградку Тому, расставшуюся в войну со своей первой любовью и встретившую его много лет спустя, играет Елена Яковлева. Волосы собраны в ракушку на затылке, челка замята беретом и повисла унылыми прядями: «Звезда упала», — разочарованно говорит о ней соперница из продмага (Лилия Азаркина). Да, не звезда. Но на ночь челка наматывается на бигуди: Тома — мастер в цеху, а там молодые девчонки, и нужно право иметь сказать им, что за собой надо следить. Ильин (Сергей Гармаш), тертый калач с мечтательной улыбкой на губах, застает ее в этих бигудях, и ей неловко, а поздно метаться, и она держит осанку — мол, плевать хотела. Эти бигуди — крохотная шестерня в отлаженной драматической машине, где каждая реплика тащит за собой единственно верное действие, а те слагаются в историю: Ильин зашел к ней на минутку, остался навсегда.

В финале Тома сидит в центре сцены на стуле, рядом с ней ее блудный Одиссей, и не имеют значения ни снежок, сыплющийся в луче света, ни взвившийся в динамиках душещипательный мотив — избитые театральные сенсибилизаторы, которые актеры и сами бы придумали, для этого не стоило было приглашать режиссера Александра Огарева, ученика, представьте себе, Анатолия Васильева.

Ученик Васильева не был бы таковым, если бы не подложил, образно говоря, под попу актерам «Мифы и легенды Древней Греции». Но Яковлевой и Гармашу режиссерская задача играть про Пенелопу с Одиссеем не помогает, но и не слишком мешает играть то, что они прекрасно умеют, — простую женщину с нравственным стержнем и потасканного гулену с нежной душой.

По правде говоря, постановочной команде вообще довольно было бы подсветить за спинами актеров кирпичный задник, на фоне которого решетка Михайловского сада и светящееся окно рисуют ленинградский пейзаж. Художнику Наталье Дмитриевой, позаимствовавшей белые шары из арсенала ее учителя Виктора Крамера, стоило бы спустить их в Мойку: право, не из всего же имеет смысл делать «сноу шоу». А многократно исполненную песню «Миленький ты мой…», конечно, украшает голос Юрия Шевчука, но у самого Гармаша выходит не в пример душевней.