Спектакль в Москве

Три сестры

БОРМОТУХА БОГОМОЛОВСКОГО РАЗЛИВА
просмотр спектакля «Три Сестры» в МХТ им.А.П. Чехова (Москва) от 30.05.2018

Федор Бондарчук в джинсах и прочие – в левой ложе партера. Валентин Юдашкин в черном прикиде с супругой, Владимир Познер в голубом костюме без, Анатолий Смелянский с человеком в белом, с большой черной шевелюрой похожим на Николая Цискаридзе – в правой ложе.

Полный (почти) зал. Точнее так – неполный зал зрителей, пожелавших купить билет и переполненный желающих получить зрелище на халяву. Суета, большинство публики с пригласительными ищут свободные места.

Начало задерживается на 15 минут. Сам виновник события – режиссер Константин Богомолов в расстегнутой коричневой куртке, белой футболке под ней и белых кроссовках,сопровождаемый аплодисментами, появляется в зале в 19.15., благодарит, просит выключить и убрать, не то – ему хочется убить, говорит, что будет не долго – два по часу и в 19.18., все начинается.

«30 мая 2018 г., в Москве, в МХТ состоялся предпремьерный показ пьесы А.П. Чехова «Три сестры», в постановке Константина Богомолова.

Открывшийся занавес являет конструкцию из световых трубок, напоминающую летний, непокрытый тентом шатер, внутри которого все теми же светящимися трубками обозначено межкомнатное зонирование – ну это как у других, с помощью простого скотча, здесь все дороже (художник – Лариса Ломакина). По бокам – камеры с операторами – мужчиной и женщиной (Антон Орлов, Надежда Бушуева), Третья камера обслуживает себя сама.

Камеры проецируют изображения на гигантские по размеру полотна – два боковых, одно центральное и одно прикрепленное к крыше конструкции (на нем будет высвечиваться название спектакляи даты происходящего).

Три дивана, два – цвета темной морской волны и желтый, в стиле 60-х, стоят справа, один - бледно оливковый клик-кляк, стоит слева, рядом с ним пианино. Посередине, семь разномастных стульев, круглый стол на одной ноге со стоящими на нем рамочкой и электронными часами, показывающими время, температуру воздуха и еще неизвестно что (на 12 предметов мебели приходится 5 ее создателей или закупщиков).

Насцене предстает иллюзионистическая картина, неизменяющаяся напротяжении всего действия.

Три сестры на диване (Ольга – Александра Ребенок; Мария – Александра Виноградова; Ирина – Софья Эрнст) безэмоциона́льно бормочут себе под нос текст усиленный микрофонами. Безэмоциональное, призвано открыть истинную суть Чеховского текста. Можно подумать, что это оригинальная находка режиссера, если не читать «Петербургский театральный журнал» о постановке в декабре 2017 г. в Театре Польском в Варшаве, спектакля «Дядя Ваня» Ивана Вырыпаева, где Вырыпаев не допускает эмоционального подключения к событиям.
Обещанная, близкая к традиционной постановка, в интерпретации Богомолова –это обязательно разговоры, сдержанность и скука, тогда как нетрадиционная – озорство и веселье. Но именно Чехов, как никто другой,умел виртуозно соединять трагизм жизни с ее комическими моментами.
Андрей Прозоров (Кирилл Трубецкой) в спортивном трикотажном костюме, запоминается своими немалыми габаритами (чисто по Чехову). Наталья, его невеста, потом жена (Светлана Устинова), качеством сценической речи.
Кросс-кастинг экстраполируется исключительно на поручика Николая Тузенбаха(Дарья Мороз), который у нее получается совершенно отмороженным. Удивительная метаморфоза – на большой проекции Мороз в мужском кителе,с короткой стрижкой платинового окраса, получается желанной, чарующей своей красотой, а при взгляде на нее в бинокль – маленькой, тщедушной и жутко некрасивой.

Я неосведомленным делом, думал, что Тузенбах достанется Павлу Табакову (он был бы в ней при данном режиссерском подходе неплох), а Дарья Мороз сыграет Машу, но видно дела в семействе совсем «капут», если муж решил жену «пристрелить» окончательно.

Военные одеты в неопределенную военно-гражданскую униформу (подполковник, Александр Вершинин – Дмитрий Куличков, штабс-капитан, Василий Соленый – Евгений Перевалов) – модельер Т.Д. Эшба:
Куличкову, с его природной мужской харизмой, удается создавать образ «вечно влюбленного майора». Соленый же, Перевалова, выглядит как шмат сала, только вынутый из холодильника.
Отстраненность, в силу особых данных – быстро проговаривать текст, более других удается Ребенок. Глядя на Ольгу, веришь в ее рационализм, понимаешь, что эта – в Москву не поедет, всего добьется здесь и непременно станет начальницей.
Виноградова ведет роль Маши с видом обреченности – за спиной в очередь стоят еще две конкурентки. Даже в ее «верчении» под Вершининым на бирюзовом диване прочитывается это.
Не могу не сказать о моем любимце – Кирилле Власове, он играет Федора Кулыгина. Ну вот, сказал, больше добавить нечего.
Скучно становится в 19. 32. Невыносимо скучно в 19.48. Часы помогают следить за временем, предвкушая окончание «пресняка» и «тягомотины». Антракт наступает неожиданно, на температуре воздуха в 24 градуса С., раньше обещанного Богомоловым времени.

Второй акт проходит живее – все же пожар, дуэль, исход военных.

Часы на столе опрокинуты и нет возможности следить за хронометражем. Минут через десять ложу покидает Владимир Познер, чтоб уже не вернуться никогда.
Более других эмоционалят во втором акте – Александр Семчев (военный доктор – Иван Чебутыкин) и Софья Эрнст (Ирина).
Семчев, в предложенных обстоятельствах, вовсе перетягивает одеяло на себя. Тарабаня тарарабумбию, сидя на тумбе, становится центральным действующим лицом, создавая образ навязчивого гостя, эмоционального вампира, прикрывающегося рассказами о своей любви к покойной матери хозяев дома.
Эрнст, судя по аннотации в программке, окончившая в 2018 г. школу-студию МХАТ и принятая в стажерскую группу МХТ (хотя до выпускного экзамена еще месяц), очень живо сообщает о своем неумении любить, как о ключе от дорогого рояля. Высвечиваемое на проекционных экранах ее лицо с зачесанными вверх волосами с челочкой на лбу, с большими острыми ушами корниш рекса, с бликующим, плохо напудренном кончиком носа, как бы подтверждает это (всего в спектакле задействовано 11 гримеров). Особое оживление в ее игре наступает и при известии о смерти барона. Богатство есть, а некрасивого и нелюбимого нет! Работать Ирина – созданная Эрнст не любит, и хотя прикрывается ширмой отъезда в провинцию для начала педагогической деятельности, веришь, что вот она-то непременно попадет в Москву, и не просто в Москву, а прямиком на центральное телевидение!

Т.к. Богомолов, лишает зрителя главного наслаждения – сопереживания героям, ищу адекватную замену этому непременному атрибуту театра и нахожу ее в сидящей на стуле полубоком к зрителю - старой няне.

Она сидит безмолвно, весь первый акт и половину второго. Глядя на нее, хочется кричать о том, как нелегко людям даются деньги! А жалости к ней рождается столько, что ею можно заполнить все портретное фойе МХТ! Сначала, думается, что это и есть «надежда русской сцены» – Эрнст, т.к. с новой прической и открывшимися ушами я ее просто не узнаю, и предполагаю, что это такое тонкое унижение «информационной иглы». Купив программку в антракте за 100 руб., читаю, что Ирина и Ольга играются без очереди, а в очередь играют только Машу, т.е. на сцене находятся или Софья Евстигнеева или Мария Фомина. Т.е няня, сидящая на неудобном стуле – это образ страдания Маши (Константин Юрьевич я оценил ваш тонкий режиссерскийход!).
Нахожу я и положительные переживания. К ним относятся рассматривание в бинокль босых ног, рыжих волос и неплохой фигуры оператора – Надежды Бушевой. Она, кажется, единственно живой обитательницей этого густонаселенного актерского склепа.
В стане зрителей (точнее – зрительниц) случается странное явление – приступ кашля, под этим предлогом они, трое, как три сестры, друг за другом, поочередно покидают зал, чтобы не вернуться. Остальные исчезают молча. В партере становиться просторнее.

Пожар обозначается оранжевым светом светодиодных труб конструкции. Уход военных - песней «Давайте выпьем, Наташа, сухого вина», в исполнении Тузенбаха, то есть –Мороз, с сигаретой в руках, имитирующей игру на пианино.

«Жизнь наша еще не кончена», «Будем жить», «Музыка играет так весело и радостно», «Кажется, еще немного и мы узнаем, зачем живем и зачем страдаем».
Спектакль заканчивается, к сцене устремляется Бондарчук со товарищами, спеша поздравить «великую русскую драматическую актрису», одаривая Эрнст цветами. Свою порцию получает и Мороз, скромнее дела обстоят у Виноградовой, но и ей что-то преподает. Ребенок достается единственный букет от дирекции. Цветы мужскому составу распределяются согласно женских зрительских симпатий.

И, кажется, мы, наконец, узнали, что напоили нас не нектаром дорогого сухого вина, а низкокачественной «бормотухой».

Причем, я не противник алкоголя как такового. Переизбыток плодов, при урожае яблок, необходимо перерабатывать и реализовывать народу даже в виде плодово-ягодных спиртосодержащих напитков по дешевой цене, так сказать, предоставлять населению широкую ценовую линейку данного вида продукции. Не пропадать же добру (я лично, ценой за билет в партер на откидной стул в 18 ряду за 350 р. с опцией сменить его на удобное кресло в 14 ряду, остался доволен вполне). Быть может, на новой сцене «Табакерки», это театральное брожение смотрелось бы уместно и органично. Вопрос в другом, соответствует ли сцена МХТ им. А.П. Чехова уровню недорогой рюмочной, реализующей низкокачественную «бормоту» в пластиковой обертке.

Клим Галёров

Если вы никогда не видели и не читали "три сестры", этот спектакль не даст вам никаких шансов понять сюжет или хотя бы получить представление о фабуле - он подчеркнуто рассчитан на тех, кто пьесу и авторский замысел знает как свои пять, кому не нужны усадебные интонации и исторически достоверные костюмы: актеры говорят нарочито монотонной скороговоркой, а на экране, демонстрирующем крупные планы, на мундире Чебутыкина отчетливо видна советская мундирная пуговица со звездой. Окей, подумал я на 10-й минуте. Интересно. Наверно будет что-то новое, ради чего нужно было взять Чехова в рамку, попросить его чуть-чуть сжаться, оставив место для замысла постановщика. Но что же в реальности получает зритель? Автор вывернул и выпотрошил Чехова, оставив от него только линялую шкурку, и чем же он ее наполнил взамен? Ответ: ничем. Увы, никакого нового прочтения чеховской драмы нет. Есть дешевые гэги, Тузенбах в исполнении женщины, и более всего, тонкая демонстрация презрения постановщика к интеллигентным чеховским героям и жизненной ситуации в которой они находятся. В этом смысле постановка тонко соответствует духу нашего времени и позволяет догадываться о том, почему режиссер К. Богомолов так фантастически востребован.

Спектакль потрясающий. От слова "потрясение".
Чехов представлен именно таким, каким он должен быть: всё происходит внутри, а не снаружи.
Без жестикуляций и крикливости. Сдержанный, строгий, стройный. Всё настолько умно и тонко, что, кажется кончиками пальцев ощущаешь хрупкость мира героинь, призрачность их надежд, прозрачность их дома и их самих.
По окончании спектакля с трудом сдерживались слёзы.

Само произведение скучненькое и депрессивное как все три пьесы Чехова, но, несмотря на это, мне понравилось. Люблю почтановки Богомолова, люблю его «фирменный» актерский состав. Стильно, ничего лишнего!

Нарастающее медленно, и уже ощутимое с первых слов, отчаянье. Ужас осознания и предчувствия в глазах героев. Мечты, которые никогда не исполнятся. Обречённость настоящего и безнадёжные разговоры о ещё более ужасном будущем, которое, как мы знаем, придёт уже через тридцать лет в виде того мира, когда «нас уже не будет» и все будут работать.

«Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь 25—30 лет работать будет уже каждый человек. Каждый…»

«Три сестры» в постановке Богомолова в исполнении МХТ. Тихая отстранённая непрерывная речь, открывающие новые смыслы и горький юмор, казалось бы, знакомого наизусть чеховского текста. Уникальная точность актёров и диалогов. Ненавязчивые и потому поражающие внезапностью акценты. Выверенность мизансцен и сценического решения. Экраны, на которые, снятые с двух камер на сцене, по богомоловской традиции, демонстрируются крупными планами лица и глаза героев. Микрофоны, делающие слышными живые голоса и нюансы речи. Возможность актёрам, без всякой театральности и демонстративности, тонко проживать и быть абсолютно достоверными, а нам – видеть их лица, глаза, скрытые соприкосновения пальцев… Театр, с его возможностью импровизации и рождения действия «здесь» и «сейчас», и кино, позволяющее направить наше внимание и сделать видимым и ощутимым главное в неброской повседневности обычной жизни. Это шедевр соединения сегодняшнего нового искусства и старого классического материала - той и нынешней жизни.

Вероятно, последний спектакль Богомолова в МХТ своей обречённостью и безнадёжностью вдруг напомнил мне прощальный, перед отъездом из страны, спектакль «Три сестры» Юрия Любимова начала 80-х. Но, если там это было трагически ярко и театрально. То здесь тихо и повседневно. И там, и там безнадежное прощание – с прекрасным прошлым и мечтами об идеале.
«В Москву, в Москву…»

Каждое актёрское исполнение - в деталях, незабываемо, до сих пор перед глазами. Самоубийственная печаль и слова – заклинания «надо работать» Тузенбаха в абсолютно органичном исполнении Дарьи Мороз, усталые философствования понимающего свою и всего обреченность Вершинина – Куличкова, такие разные и трогательные, бунтующие и сдающиеся жизни сёстры, глаза нелюбящей и теряющей надежду полюбить Ирины, обаятельно разлагающийся с газетой в руке Чебутыкин – Семчев, лишённый воли тоскующий и толстеющий Андрей – Трубецкой… Каждый – каждый герой – актёр убедителен и точно на месте в этом потоке обыденности, погребающем под собой попытки уехать, вырваться - другой жизни…

Усталый словесный поток уезжающего навсегда Вершинина: «Жизнь тяжела. Она представляется многим из нас глухой и безнадежной, но все же, надо сознаться, она становится все яснее и легче, и, по-видимому, не далеко время, когда она станет совсем ясной… Прежде человечество было занято войнами, заполняя все свое существование походами, набегами, победами, теперь же все это отжило, оставив после себя громадное пустое место, которое пока нечем заполнить; человечество страстно ищет и конечно найдет…»
Через тридцать лет начнётся Первая Мировая и за ней Революция… Об этом герои не знают. Но нечто подобное, судя по их останавливающимся и расширяющимися от ожидания надвигающегося ужаса глазам, предчувствуют уже сейчас. Но мы-то знаем, какое будущее, уже проявленное в Наташе и «кирпичном заводе», приближается к ним и к нам на сцене и в зале…
«Если бы знать, если бы знать…»