Спектакль

Мертвые души

а вот это было плохо. причем могло быть и хорошо. если бы режиссер Яцко, менее трепетно отнесся к тексту Гоголя, взял ножницы и часок бы отчекрыжил от своего спектакля. и ведь идеи интересные есть, и актёры не с улицы же зашли, и Гоголь, как никак, Николай наш Васильевич.. а в итоге нудно, долго, затянуто.
добавил балл за артиста Фёдора Леонова и его собачку в сцене с Ноздрёвым. так смеялся, что чуть голова не лопнула. но не лопнула, дожила до конца и с трудом вынесла читку первого тома МЕРТВЫХ ДУШ целиком и без купюр.

Феноменально плохой спект. То чувство, когда одновременно и скучно, и стыдно. Стыдно за всё: за происходящее на сцене, за режиссуру, за музыкальное сопровождение и даже за декорации.

На сцене какой-то сплошной фейспалм. Актёры либо переигрывают, либо недоигрывают. Они будто не слышали о том, что в XXI веке недостаточно просто произносить текст, при этом узнаваемо кривляясь. Слушать это мучительно, как в школе, когда учительница сама ненавидит свой предмет.
Музыка – казалось бы, как можно опошлить классические русские романсы, "Я помню чудное мгновенье", вот это всё. Но создателям спектакля удалось. Так некстати подбирать и монтировать куски до тошноты знакомых мелодий – это надо суметь.
Чичиков: "Мне нужны... <многозначительная пауза> мёртвые души" – музыка: "та-даам-бдыщ!", свет моргает, актёры застывают. И так каждый раз. Это, конечно, то, ради чего стоит потратить вечер. Развлечение для избранных.

Декорации – с претензией на то, что зритель дебил и ему надо разжевать, иначе никак. На сцене – вращающийся круг, на круге – шарабан, запряжённый... велосипедом. Буквальная метафора того, что создатели спекта изобретают велосипед. Когда Чичиков приезжает к очередному персонажу, сверху загорается буква (М, К, Н, С, П соответственно). Потом выходит собственно персонаж, у которого на костюме нашита та же самая буква, и сам разворачивает полотнище со своей полной фамилией (М А Н И Л О В и др.) Мол, я – Манилов, если вы ещё не поняли, Манилов я! Помимо горящих букв над сценой висит надувной матрас (его потом спускают на крышу чиичковского драндулета, он туда залазит и спит минут 10 – потому что по сюжету ночь и надо спать). В это время внизу бухой кучер Селифан и лакей Петрушка пляшут с девицами в венках (сцена с претензией на обезжиренную эротику).

Всё это в той или иной степени нудно и пошло. Но особенно доставила следующая сцена, где Коробочка представлена не старой старушкой, а молодой вульгарной бабой. Когда они с Чичиковым спорят о цене мёртвых душ, они типа трахаются. В одежде, энергично, в самых нелепых позах, натужно стонут (не забывая при этом декламировать текст Гоголя). На этой сцене из зала вышло несколько человек, и что-то мне подсказывает, что они не ханжи – просто это выглядело настолько противно, что не всякий выдержит. Но я, увы, сидела в середине ряда и не могла так же стремительно бежать. Пришлось терпеть до антракта. Оставаться и ещё полтора часа терпеть дурацкое самолюбование Игоря Яцко было выше моих сил.