Опера

Волшебная флейта

На мой неискушенный взгляд постановка получилась достойная.
Сценическое решение, с одной стороны, пусть и не минималистично, но довольно лаконично по средствам, что согласуется с доминирующими современными эстетическими представлениями, а с другой стороны, оно остается весьма классическим как по форме, так и большей степени по духу. Хотя, говоря о классике, привести в пример некий эталон постановки не представляется возможным. Лично у меня до сих пор так и не сложился мой собственный внутренний канон того, как должно ставить "Волшебную флейту", каковы должны быть декорации, костюмы, мизансцены, насколько свободно можно подходить к сюжету и тексту либретто.
"Волшебная флейта" - это как раз та опера, которая предоставляет свободу эксперимента, не утрачивая своего очарования, дарованного гением Моцарта.

Весь философско-гностическо-масонский настрой оперы становится очевиден с самого начала, с появления Тамино одетого то ли в школьную форму, то ли в костюм с эмблемой колледжа, что сразу наводит на мысль о его грядущем просвещении.
Образ самого странного, неочевидного, не поддающегося однозначной интерпретации героя оперы - Папагено, в данном случае решен в исключительно комическом ключе. И в этом постановщики преуспели. Избегая фарса и ненужных двусмысленностей, на протяжении всей оперы, вплоть до финальных поклонов, образ Папагено балансирует на грани юмора и иронии, удачно разбавляя нравоучительное моралите второго акта.
Единственное, что несколько выпадало из общего визуально-смыслового ряда, было появление трех дам в самом начале оперы, сопровождаемое неким полустриптизом. Видимо, это должно было служить образом искушения неокрепшего разума. Смущает то, что искушаемый Тамино в это время находится в бессознательном состоянии и никак не может оценить красоты трёх оперных полуграций. В общем, для меня это часть действия осталась загадкой.

Опера исполняется на языке оригинала, что является общемировой практикой и не вызывает удивления. Но это касалось только музыкальных номеров: арий и речитативов, ансамблей и хоров. Драматические же реплики и диалоги ведутся на русском языке. Плохо или хорошо такое двуязычие, сказать трудно. Для восприятия русскоязычной аудитории это плюс, для аутентичности - минус.

Вокал был на уровне. Даже для дневного спектакля.
И Борис Степанов (Тамино), и Анна Налбандянц (Памина) успешно справились со своими партиями. Хотя столь раскатистого "р", которое встречалось у Тамино, в немецком не существует. Андрей Тульников (Папагено) начал глуховато, "со скрипом", но постепенно распелся. Алексей Тихомиров - бессменный Зорастро - был неплох в верхнем регистре, но чем ниже, тем тише становился голос. Нижние ноты уже в середине партера услышать можно было с большим трудом, что уж говорить о галёрке. Быть может он просто приберегал голос для вечернего выступления. Ведь исполнить два спектакля за один день на одинаково высоком уровне – задача нетривиальная.
Тем не менее, этот досадный эпизод, не может изменить общей положительной оценки постановка, которая, надеюсь, ещё долго сохранится в репертуаре театра.