Мюзикл

Штирлиц. Попытка к бегству

Я видела этот спектакль не один раз, и каждый раз - не оторваться, каждый раз цепляет что-то новое. Фаворит последнего просмотра - радист Эрвин (Николай Сбытов).
Спектакль одновременно современный и вневременной. Он о таких вещах, о которых вообще-то сложно говорить - о добре и зле, о любви - о любви к Родине, главным образом.
До этого спектакля лучшим стихотворением о любви к Родине я считала кибировское "Вступление" к поэме "Сквозь прощальные слёзы" (и песню Кошелева на эти стихи). Но ария Связного (Борис Богданов) - "Она тебя любит и хочет спасти, а по-другому спасать не умеет: Родина посылает тебя на смерть" - по посылу и искренности может поспорить со стихотворением Кибирова.
Спектакль уже разошёлся по рукам - арии поются как самостоятельные песни, цитатами можно общаться. Но если вы хотите получить цельное впечатление, получить повод для того, чтобы снова обратиться ко всем вечным вопросам - не читайте ничьих сумбурных рецензий - просто приходите.

Штирлиц. Попытка к бегству.
Информация к размышлению

Семнадцать мгновений весны
Останутся в сердце твоем,
Так пела когда-то певица Марикка,
И мы вместе с нею споем
Славную историю полковника Исаева –
Вспоминайте о нем...

Нет, это не о том, как ловкий и удачливый Штирлиц в очередной раз переиграл Мюллера, и даже не наоборот.
Это о том, что...
...что вопрос "Что мне делать теперь?" рано или поздно встанет – и нет никаких гарантий, что ответ на него даст Центр;
...что выбора между долгом перед человеком и перед человечеством невозможно избежать, и даже сделав его, не избавиться от мучительных сомнений в его правильности;
...что величие духа может таиться под самой, казалось бы, неподходящей для этого оболочкой, и если пастору Шлагу это еще положено "по должности", то наивный рассеянный профессор для этого вроде бы никак не годится, а вот поди ж ты...
...и что никакое величие духа не помешает извечному человеческому стремлению слегка облегчить себе задачу за счет ближнего – пастор Шлаг умеет управляться с нищими и озлобленными, а перед сытыми равнодушными "нейтралами" встал в тупик, и ничтоже сумняшеся просит "Пускай им не будет совсем тяжело,\\ Но пусть им всё-таки будет трудно".

Нарочито скромное оформление – сплошь черный цвет, чуть-чуть разбавленный красным (берет Кэт, роза у нее же в руках и красно-белая повязка на рукаве у Мюллера – кажется, все) – выбивается из общей гаммы только провокатор Клаус. На фотографиях он вообще в чем-то ярко-разноцветном, я видела в серой футболке с неброским темным рисунком – на общем фоне уже и это воспринимается ярким пятном, в черное одеты и артисты, и музыканты. И кстати - ах, какая там пианистка! (поймите правильно – не радистка, а настоящая пианистка, хотя радистка тоже хороша, как, впрочем, и все остальные). И немалая ее заслуга в том, что "Штирлиц" затягивает с первых же звуков – и сидишь, затаив дыхание, от увертюры до самого финала. Спектакль идет чуть больше часа, а не отпускает потом очень долго.

И одно из сильнейших впечатлений спектакля – радист Эрвин, вернее, его единственный номер. Удивительно - человек просто выходит на середину сцены, просто садится на стул – верхом, лицом к спинке – и негромким ровным голосом просто поет колыбельную. И это становится одним из самых потрясающих моментов яркого и впечатляющего действа! Во всяком случае, в мою личную "тройку фаворитов" "Колыбельная Эрвина" входит безусловно (кроме нее там уверенно "Родина посылает тебя на смерть" и поочередно, под настроение, вытесняя друг друга – "Нет связи" и "Ответ профессора Плейшнера" ("Хитрый Штирлиц, глупый Штирлиц")).

А не понимаю я только одного - как, ну КАК развеселая "Швейцария" оказалась настолько пронзительно-грустной? Ведь не потому же, что в современном мире фраза из нее "Присяжны заседатели, мир тронулся, пока!" все чаще просится на язык...

В общем – у кого есть возможность, идите смотреть. Оно того стоит, гарантирую. А я при случае обязательно пойду снова.

Нечто вроде рецензии (премьерная постановка).

Скажу сразу: я под очень сильным впечатлением. Творческое объединение «Ужасные молодцы™» представило действо, настолько же эффектное, насколько проникновенное и умное. Достаточно было бы и одной творческой удачи, чтобы подняться над «высоким среднем уровнем», но в «Попытке к бегству» меня порадовало и взволновало многое.

Поэтому, надеюсь, никто не примет за наезд, если скажу, что ожидал много меньшего. Буквально каждый соавтор превзошёл сам себя — это ли не настоящее, пардон май френч, искусство? Заодно покаюсь в некотором амикошонстве: после всего происшедшего язык не поворачивается называть ребят совсем уж табельными именами. Пользуясь тем, что знаком почти со всеми лично, позволил себе уменьшительные, но оставил фамилии для точности.

Структура. Происходящее на подмостках строится как цепочка сюжетно связанных песен, причём сюжетную связь даёт «закадровый» текст между ними. Это вполне характерно для автора — Миши Капустина — самого по себе. Для отдельной песни необходимость в пространном эпиграфе, а иногда даже во «вводной части», поясняющий дальнейший текст — по меньшей мере сильная специфика, если не недостаток. Но для более масштабного драматического сюжета это отличный ход! Закадровые пояснения коротко, но ёмко задают контекст, оставляя песне простор для лирических, гражданских или ёрнических отступлений от темы, совсем не равных погонному изложению сюжета. Особое очарование, конечно, в том, что именно «Штирлиц» обязан быть с закадровым текстом.

Текст. Миша известен крепко сложенными, в значительной степени прямолинейными песенными текстами, которые он может наполнять, по желанию, литературной игрой, философией, вечными вопросами без ответа, сарказмом и вообще всем, что признает годным. И снова — в «Попытке к бегству» специфика (если не недостаток) этих текстов выглядит весьма уместной: непременная литературность становится напоминанием о «романной» основе, прямое (иногда просто списковое) говорение — иллюстацией, нарочитый пафос — сценическим решением. То есть создаётся произведение не камерное (вида «один одному»), а подлинно театральное (вида «один многим»). Вдобавок — это тоже важно! — Миша никогда не копает мелко: в любых его песнях есть над чем задуматься, внутренне поспорить (и между прочим — проспорить!). Если поэзия и должна быть глуповата, то уж никак не в данном случае: театр.

На техническом стихотворном уровне там и сям заметны неизбежные в крупных формах «блохи»; временами создаётся ощущение, что они вполне поддались бы обработке напильником (особенно обидно встречать шероховатости в ключевых, эмоционально напряжённых точках), но без чтения текста сказать это наверняка невозможно.

Музыка. Пожалуй, именно музыкальные ожидания оказались ближе всего, но именно по той причине, что сам я весьма высокого мнения об участниках процесса. Узнаваемые, по-театральному в меру пафосные авторские мелодии очень качественно держат авторский же текст, впечатляя разнообразием безо всякого намёка на «рыбу». Отдельно хочется отметить клавиши Наташи Тарвердян. Сейчас, после всего, осталось четкое послевкусие: не просто «сопровождение», но именно звучание, тот «саунд», что делает музыкальный фон важной составной частью общего полотна, его атмосферой.
Исполнители. Самое, на мой вкус, сильное в «Попытке» — баланс между «актёрским» и «исполнительским» подходом к песне. Не вдаваясь в подробный анализ, размечу полюса. С одной стороны — актёрская песня, с полным перевоплощением поющего, когда вместо человека слушатель наблюдает артиста, играющего текст. С другой стороны — песня самодеятельная, когда человек перед слушателем — тот же самый, а песня — повод поделиться эмоциями, состоянием; особый род разговора. Так вот, в увиденном мною было достаточно артистизма, чтобы получился настоящий театр, и достаточно исполнительства, чтобы состоялся тот самый «особый разговор», и с каждым исполнителем, и с автором.

Некоторые роли предполагали больше актёрства: подача Марата Манашкова была, сообразно роли, довольно жёсткой, что придавало его персонажу дополнительного макабрического шарма. Некоторые — больше актёрской же тонкости: так, Лёша Ушаровский взял (не без помощи автора) впечатляющую высоту в непростой постановке своего наивного персонажа. Коле Сбытову выпал персонаж «одноразовый», но этого одного раза хватило на то, чтобы надолго запомнилась его исполнительская чуткость к тексту. Роль Маши Гескиной крепко выбила меня из колеи, до боли, до сжатых кулаков, как это бывает в случае действительно высокого напряжения и исполнительского сопереживания (может, в следующий раз будет не так больно, а?). Все оказались на своём месте — и вкрадчивый Игорь Белый (Маша — или радистка Кэт? — после премьеры говорила, что персонаж его отрицательный: хочет, чтобы всем было трудно), и Боря Богданов, с непередаваемо циничным видом поющий «Родина посылает тебя на смерть», и Игорь Лазарев с запредельно энергичным, почти хард-роковым вокалом, и Лёша Дзевицкий, заставляющий провокатора Клауса выскакивать эдаким гадким живчиком из народа, и, конечно, закадровый голос Саши Спиридонова, который остужал неуместные изредка аплодисменты и в принципе придавал действу должную размеренность, почти как в фильме.

Самый сильный и самый неоднозначный персонаж «Попытки к бегству» — Штирлиц. На этом месте я не могу помыслить никого, кроме Олега Городецкого. Именно его умение «играть лицом», безмолвно присутствовать в происходящем, связывает сюжетно-песенную цепочку в действительно трагический узел. Без этой трагедии, возможно, весь спектакль остался бы просто спектаклем, фантазией с участием полулегендарных персонажей. Выразительнейшая исполнительская манера и богатая эмоциональная палитра Олега снимает последние сомнения в серьёзности сказанного автором. Возможно, будучи помноженными друг на друга, выразительная манера, богатая палитра и трагическая канва дают местами зашкаливающее произведение: недолго переиграть, играя с утроенной силой. Здесь нет однозначного решения.

Постановка. На самом деле многое в создании нервущейся атмосферы сделала обстановка сцены. Главная и очень сильная находка — это чёрный задник и чёрные одежды исполнителей. Внимание слушателя сосредотачивается исключительно на лицах и руках, многократно усиливая эмоциональный эффект и оставляя простор воображению. Здорово сыграли также и перемещения по сценическому пространству — стул посреди, стол на выносе, «длинный» выход через всю сцену и «короткий» сквозь задник. Всё это — без неуместного сценического размаха, исключительно как знак, но и без концертного пения рядком вокруг микрофонов, которое, конечно, сильно испортило бы эффект. Плюс мизансцены и минимумом реквизита, из которого выжимается даже не максимум, а, как кажется, оптимум. Сдержанная и значительная постановка.

Если коротко: думается мне, что все — и названные тут мною, и по невниманию упущенные — и в самом деле «ужасные молодцы™», что получившееся имеет мало аналогов как по силе воздействия, так и по интеллектуальному наполнению, и если вы чувствительны к жанру (у автора «мюзикл / литературный театр») — то спектакль «Штирлиц. Попытка к бегству» посмотреть, послушать, ощутить вам надо непременно.

Наконец-то раздобыли билеты в "Гиперион" на постановку "Штирлиц. Попытка к бегству". Интерес был нешуточным - во-первых, театр песни меня давно занимает (третий день нашего фестиваля "Обнинская нота" отдан этому виду искусства; и этот День театра песни в 2014 г. был так хорош, что даже страх брал - что же делать в следующем году, чтобы не показалось бледной тенью прошлого?). Во-вторых, часть исполнителей была мне знакома, и вполне законно было желание увидеть, что же они сотворили. Ну и в третьих, кто же не знает Штирлица? То есть название, конечно, завлекло. Тем более, чем ближе к дню спектакля - тем больше я читала рецензий. И они не давали однозначного ответа - что же это такое. Конечно, ажиотаж с билетами не мог не вызвать легкую зависть у организатора концертов:)
И вот мы гордо прошли на свои места в первом ряду (да здравствует интернет-бронирование!).
Разбираться в жанрах - все-таки это не мое. Мюзикл или не мюзикл, или что это еще - какая разница? Это, без сомнения, театр. Театр песни. Серьезно ли это? Серьезно. Хорошо ли это сделано? Да.
На "стандартные вопросы" - "Что? Кому? О чем? Чтобы что?" - ответы вполне ясные. Кроме разве что последнего - видимо. для каждого зрителя ответ будет каким-то своим.
О чем - почти по Никольскому: "о несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и большой любви". Впрочем, "love story" не будет. И войны в смысле "кино и немцы" тоже. И человечество делится в этом спектакле не на страны или нации, а на тех, кто сбрасывает бомбы и на кого их сбрасывают. Как понимаете, часто это взаимно. Конечно, это не про Штирлица. Не про того, который в кино. Об этом очень подробно и убедительно написал Борис Жуков в своей рецензии.
Каково сражающемуся на стороне добра (ну, он в это по крайней мере верит) не очень чистыми руками? Каково строить из себя бога - решающего, кому жить, а кому нет? Можно ли любить родину, которая не знает иной благодарности, кроме как послать на смерть? (Да и чем можно адекватно отблагодарить тех, кто всего лишился ради нее? - Машиной? Квартирой?). С другой стороны - на смерть-то посылает не Родина, а конкретно Лаврентий Палыч (которого так боится Юстас. И этому Юстасу наш прекрасный, грустный, умный и бесстрашный Штирлиц нужен-то только для того, чтобы отчитаться перед этим Лаврением Палычем, чтобы не шлепнули за профнепригодность. И этот вот не сильно симпатичный Юстас еще нас поучает - мол, могли бы делать добро, могли бы жить по заповедям, могли бы, да... Сам-то? - хотелось спросить его). С третьей стороны - а почему вот эти лаврентиипалычи всегда в чести, в безопасности, "в кабинетах из кожи"? Почему Плейшнерам - тем, кто верит друзьям, независимо от их партийной принадлежности, кому человеческие ценности важнее всего, даже собственной жизни - отчего им не жить? Словом - вопросы, вопросы, вопросы. Без ответа. И это хорошо. Искать ответы - тоже труд. Не за это ли ратовал пастор (спасибо, хоть он живой остался).
Впрочем, я еще не решила, соглашаться ли с пастором. "Пусть им будет трудно". С одной стороны, сама же всегда говорила, что от безделья человек заболевает и впадает в депрессию. С другой стороны - мне кажется, все беды человечества начинаются именно с таких вот желающих создавать искусственные трудности. Надо ли? Бывает ли человеческая жизнь без потерь и невзгод? Так что даже страшненько - а чем это он предлагает заняться Штирлицу?
Ну как тут не впомнить Стругацких? "...Либо голодный бунт, либо сытый бунт — выбирайте по вкусу".
Очень грамотно цветовое решение спектакля. Наверное, не оригинально - все черное. Но зато любое цветовое пятно на этом фоне просто "кричит": красный берет радистки, красная же со свастикой повязка на локте Мюллера, красная роза. Музыканты отработали вообще на "пять с плюсом" - у них не было вообще никакой возможности передохнуть, так как музыка практически непрерывно сопровождает героев, даже в их молчании.
Отзывов много, гораздо грамотнее и интереснее моего. Я пишу "для своих" - чтобы хоть чуть-чуть дать понять, что это такое и почему я ратую за приглашение "Штирлица" на "Ноту". Это некая театрально-песенная притча, герои которой названы именами героев фильма. Я не знаю, что поймут в спектакле те, кто, допустим, не видел "Семнадцать мгновений весны". Но и они что-то поймут обязательно. Ведь и мы все - герои этого спектакля. Недаром, герои заглядывали нам в глаза с вопросом: "Не ты ли, зритель, провокатор? Не ты ли связной?"
Кстати, в зале было полно молодых зрителей. Чего не скажешь о мероприятиях под грифом "Концерт авторской песни".

Несколько спектаклей, которые я посетил за последние пять лет, оставили серьезный след в моей душе. Так случилось и с мюзиклом "Штирлиц. Попытка к бегству" от Литературного театра в Гиперионе.

Постановка начинается скоморошеской, вызывающе просторечной зазывательной песней. Но первые элементы напряжения уже чувствуются: небольшая сцена целиком задрапирована черным, в черное одет хор, и он, светя фонариками прямо в глаза, ищет в зале провокатора Клауса. Начало, слегка сковавшее зрителей своей нарочитой неинтеллигентностью, не дает зрителям аплодировать. На сцену выходит Клаус - единственный "цветной" персонаж всей постановки. Он ведет себя сначала неприятно и бахвалисто, потом неловко, потом униженно, а потом умирает. Голос за кадром, намеренно сухой и отчужденный, описывает происходящие вне сцены события. Третий номер посвящен тяжелому разговору двух главных героев. Зрители сидят очень тихо. И это напряжение сохраняется до самого конца спектакля - в нем нет места отдельным "номерам", это очень сильно связанная сюжетная линия, и в этой атмосфере места зрительским аплодисментам практически не находится. Иногда я даже забываю дышать, настолько все отчаянно и неумолимо движется к финалу. И каждый, каждый шаг героям дается с болью и трудом. Штирлицу, который вынужден "держать лицо". Пастору, который пытается разжечь огонь в сердцах людей. Радистке, которая вроде бы спасается, но почти что сходит с ума. И на этом фоне очень гротескно, даже карикатурно, но все равно очень правдиво смотрится юродивый, трепетный профессор Плейшнер, сыгранный удивительно романтично и вызывающий огромную волну сопереживания даже несмотря на то, что он делает буквально все, чтобы подставить своих друзей. Все равно он с ними, с людьми, которые идут сквозь боль - и все-таки находят силы делать свое дело, несмотря ни на что.

А лагерь противника, кроме Клауса, представляет еще Мюллер. Его играет Марат Манашков, и у него очень непростая роль. Для меня было важно ощущить в Мюллере огромную устойчивость и уверенность в себе - возможно, даже на грани сумасшествия. Ведь оба основных номера его персонажа - они ужасающе, омерзительно веселые. Он давным-давно относится к людям как к расходному материалу, и слова, от которых у людей из нынешнего контекста, привыкших ценить каждого человека, стынет в жилах, для него воспринимаются как норма быта, он способен над этим шутить, смеяться, а главное - делать это походя. И Марату это блистательно удалось. В сети лежит запись одного из его номеров в исполнении Михаила Капустина, и там этого ощущения совершенно нет - поэтому я рекомендую вам сходить на спектакль и посмотреть это вживую :)

Удивительны также и остальные исполнители. Если про Марию Гескину я знал, как она исполняет песни и насколько здорово у неё это получается, и у меня все равно осталось очень сильное впечатление от её игры, то Игоря Белого и Олега Городецкого я видел впервые. И они потрясли меня очень сильно, каждый по-своему. Кто бы мог подумать, что в тщедушном священнике очень канонического вида в старомодных очочках есть СТОЛЬКО силищи? Он показался мне невероятным авторитетом, я поверил, что это настоящий пастор, за которым могут идти тысячи прихожан, хотя ему иногда и непросто бывает до них достучаться. А Штирлиц? У него непростые, эмоциональные песни, но он выполняет и куда более необычную задачу - его молчание становится и дополнительным источником напряжения, и способом передачи совершенно различных ощущений героя. Видно, как иногда он едва-едва справляется, и руки сами тянутся к сигарете. Видно, как он переживает происходящее, и как он не должен показывать, что он это переживает. Видно, как он подчиняется последнему приказу - честно, прямо глядя в глаза провожающим его людям, как будто у него свалилась с плеч гора всех тех тяжелых дел и горьких потерь, которую он нес с собой через всю жизнь. В первой сцене, когда он появляется и садится на стул, я даже не понял, что это Штирлиц, и у меня это вызвало какое-то отторжение - но чем дальше, тем больше я ощущал, что именно таким он и должен быть.

Финал заслуживает отдельного внимания. Я имею в виду предпоследний эпизод - встречу со связным. Близкая встреча очень далеких друг от друга людей, трагический - и очень простой - исход, и герой, у которого нет другого выхода, и он проживает это очень достойно. Пожалуй, это самый поэтический момент представления, и его не стоит описывать - лучше просто снова пережить.

Еще я хочу отметить тексты и музыку. Причем если про музыку у меня есть скорее субъективное ощущение "всё на своём месте" (для меня из контекста сильно выбивался только номер Юстаса про "нет связи"), то текстами я наслаждался отдельно. До сих пор я переслушиваю две песни, которые лежат в интернете и исполнение которых очень похоже на то, что было в мюзикле; до сих пор в автобусе я открываю книжку с текстами, и читаю ее от начала до конца, и не могу оторваться. Потому что "слово куда сильнее бейсбольной биты, если, конечно, правильно приложить". И потому что дикая колыбельная Эрвина с мелодией, похожей на мотив "Последнего рыцаря на Арбате" Аграновича, связывается с нынешними реалиями для наших бабушек и дедушек - ровесников тех, кто лежал в колыбели, и я чувствую, через что им пришлось пройти, и это очень больно отзывается во мне.

Я совершенно счастлив, что в моей жизни был этот спектакль.