Фильм

Цвет из иных миров

Лавкрафтианский кошмар с Николасом Кейджем

Молодой гидролог (Эллиот Найт) изучает окрестности городка Аркем в Новой Англии и натыкается там на семью Гарднер, живущую на большой старой ферме. Натан (Николас Кейдж), неудавшийся художник, увлекся садоводством и разведением альпак. Его жена Тереза (Джоли Ричардсон), финансовый консультант, отходит от связанной с раком операции. У них трое детей: мальчик лет десяти и двое тинейджеров ближе к двадцати: Бенни (Брендан Майер) изучает черные дыры и курит марихуану, Лавиния (Мадлен Артур), с отчасти синими волосами и пентаграммой на ноге, увлечена оккультизмом. Однажды ночью земля трясется, воздух окрашивается в лиловый цвет, и прямо возле гарднеровского дома падает небольшой метеорит.

53-летний Ричард Стэнли, режиссер родом из ЮАР (и якобы потомок того Стэнли, который нашел Ливингстона), — совершенно культовый персонаж. В юности он успел поснимать видеоклипы и вывод советских войн из Афганистана, в начале 90-х прославился хоррорами «Железо» и особенно «Песчаный дьявол», а в 1996 году был через неделю после начала съемок изгнан за несговорчивость со своего проекта мечты и большого голливудского дебюта «Остров доктора Моро». С тех пор он чем‑то занимался, снимал что‑то короткое и документальное, но факт остается фактом: последний игровой полный метр Стэнли — собственно, «Песчаный дьявол» — вышел 28 лет назад. И в каких‑то чрезвычайно узких, но достойных кругах этот камбэк — покруче, чем, скажем, возвращение Терренса Малика после 20-летней паузы.

«Цвет из иных миров» — известный рассказ Говарда Лавкрафта, к которому уже неоднократно подступались кинематографисты, но, кажется, без особого успеха. Идея насколько простая, настолько и гениальная, особенно если учитывать, что новелла была написана в конце 1920-х. Что, если инопланетные захватчики — не зеленые человечки с понятной программой, а вообще не пойми что, не пойми зачем: неописуемый цвет в данном случае? И война миров, соответственно, выглядит не битвой с лазерами и гигантскими треножниками, а бэд-трипом на рейве.

Стэнли, как быстро становится ясно, — идеальный режиссер для такой психоделической фантастики, поскольку навсегда застрял где‑то в эпохе ее расцвета. Фильм с его синтезаторами, безумной палитрой, тревожным лесом, нежным сатанизмом и диким боди-хоррором напоминает то Карпентера, то Кроненберга, то поточные би-муви-фабрики Роджера Кормана. А то вдруг и Спилберга: о ком еще думать, когда мальчик с собакой пересвистываются по ночам с инопланетным разумом на дне колодца? Иногда кажется, что режиссера Стэнли самого четверть века назад похитила летающая тарелка, а сейчас вернула невредимым, как в «Близких контактах третьей степени», и у него на персональном дворе — начало 90-х, и нет еще никаких Вильневых с Ноланами, не говоря уж про «Мстителей».

Невозможно, конечно, не вспомнить еще один недавний эксперимент с лесом, клавишами и кислотными цветами: «Мэнди» с тем же Николасом Кейджем. Здесь Кейдж в основном играет на несколько тонов ниже, но тоже до поры до времени: метеорит по-разному влияет на окружающую действительность (время и пространство искривляются, флора и фауна начинают мутировать, как — последняя аналогия! — в «Аннигиляции»), и в тихом пенсионере Кейдже он иногда пробуждает того Кейджа, которого мы любим. То, что происходит с артистом в этом фильме, — странно, не очень последовательно и довольно, чего уж там, смешно (и, кажется, не всегда по режиссерской воле), но, по крайней мере, не скучно.

Впрочем, какая уж там скука, — не нужно быть убежденным лавкрафтианцем (хотя знакомые с Аркемом и «Некрономиконом» порадуются особенно), чтобы задышать с этим причудливым оглушительным фильмом в унисон. Сегодня эта история неизбежно — и Стэнли, конечно, имеет это в виду — воспринимается в контексте экологии, и к такому апокалипсису стоит присмотреться. Земля, как тело, пузырится опухолью, расцветают пурпурные грибы, скачет бледный конь, с альпаками происходит такое, что не хочется и описывать, — и над всем этим гремит трубный глас последнего ангела в единственно возможном исполнении.