Музей в Москве

Дом-музей Чуковского

Корней Чуковский бредил космосом. Когда ему сказали, что он встретится с первым на земле космонавтом, он страшно переволновался. Юрий Гагарин обожал стихи Чуковского. Когда ему сказали, что он встретится со своим любимым поэтом, он не мог найти себе места. В назначенный день Гагарин приезжает на дачу к Чуковскому. Оба страшно нервничают, вокруг толпятся люди. В суматохе Чуковский неуверенно протягивает гостю руку. Гость, вместо того чтобы ее пожать, ошеломленно руку целует. Все вокруг замирают. Один Чуковский находит что сказать: «Вот это воспитание! До революции старцам всегда целовали руки».

За стеклом в кабинете писателя стоит черно-белая фотография с того самого памятного дня: Чуковский и Гагарин. Улыбаются. История этой встречи, больше похожая на анекдот, только одна из череды нескончаемых историй про Чуковского — ученого, исследователя, переводчика, лингвиста и взрослого писателя, сочинившего, возможно, лучшие в мире детские стихи.

Музей в Переделкине на музей совсем не похож. Здесь нет веревочек, нет табличек, нет предметов, живущих пыльной и одинокой жизнью музейных экспонатов. Экспонаты можно трогать руками, а иногда даже спускать их с лестницы — как металлическую пружину, присланную Чуковскому американскими физиками. Физики изучали колебания волн и случайно открыли, что такая пружина умеет сама спускаться вниз по ступенькам. Если ее об этом как следует попросить. Дети рассаживаются по ступенькам и просят. Экскурсовод Наталья ставит пружину на самый верх, и та, несмотря на почтенный возраст, резво топает вниз по лестнице.

Дом напичкан чудесами. Некоторые попали сюда прямо из стихов Корнея Чуковского. В саду, например, растет самое настоящее Чудо-дерево с туфельками, на котором проницательные посетители обнаруживают новые плоды, поспевшие за время экскурсии. В гостиной, на столе из карельской березы, живет Мойдодыр, прямо из первого издания сказки. Мойдодыра Чуковскому подарили Сергей Михалков и Агния Барто, и поначалу Корней Иванович никак не мог опознать в хрустальном кувшине и тазике своего персонажа, пока ему не подсунули книжку, где Мойдодыра именно таким и нарисовал художник Анненков.

Черный дисковый телефон, по которому Чуковский разговаривал с крокодилами, слонами и газелями, стоит здесь же. В соседней комнате можно даже увидеть, как именно все было: в черно-белом мультфильме 1944 года «Телефон» Чуковский, задолго до Боба Хоскинса и Кролика Роджера, снялся вместе с рисованными персонажами своей сказки.

Истории в доме рождаются сами собой. Наверху, в кабинете, обитает письменный стол с чернильницей, в которую свалился неутомимый хвастун, герой и болтун Бибигон. Рассказ о столе, его хозяине и чернильнице незаметно перешагивает из волшебного мира в непридуманный, в котором музей Чуковского был под запретом 26 лет, а его дочь, Лидию Корнеевну, исключили из Союза писателей — не в последнюю очередь стараниями Валентина Катаева, соседа Чуковских по даче. «Кстати, очень вероятно, что злой волшебник Брундуляк — смертельный враг Бибигона — перелезал сюда от Катаева через забор», — невзначай роняет экскурсовод. И тут же достает из архива волшебную чашку с собачкой. Чашка жалобно пищит, если взять ее не двумя руками сразу, а одной.

Больше всего детей подкупает то, что при всех своих регалиях, мантиях и космических встречах Чуковский не выглядит выхолощенным персонажем из школьного учебника по литературе. В чем-то он очень похож на них самих. Оказывается, Чуковский хулиганил в школе: одной веревкой связывал ноги всем своим одноклассникам, чтобы, дергая за нее, подсказывать, где в диктанте ставить знаки препинания. Оказывается, чтобы развлечь детей, он мог приклеиться языком к дереву. Понарошку, конечно, зато каким приключением для детей было его отдирать.