Фильм

Врожденный порок

О «Врожденном (Внутреннем) пороке» Андерсона писать стандартами публицистического жанра и кинокритики нелегко. Мешает как сам способ рассказа-погружения, так и литературный стержень, «спин» сюжетно-эмоционального электрона, который заложен в материю письма и текста автора экранизированного романа «Врожденный порок» Томаса Пинчона. Что сразу приходит в голову при слове «Пинчон»? Гуру постмодерна XX века. Литература игры. Эксцентрика. «Школа черного юмора». Тотальный стёб и несерьезность. [Мне Пинчон совершенно не нравится, и его тексты больше напоминают шизофазию, но давайте будет объективны]. Сам Пинчон, как известно, полвека уже играет в отшельника. Хочется сказать – прямо как Сэлинджер в свое время жил «на вершине холма», но автор «Над пропастью во ржи» отшельничал всерьез, а Пинчон, так или иначе, носит маску (в мультсериале «Симпсонов» он, кстати, озвучил сам себя – его персонаж в мультфильме носит бумажный пакет). Его лингвистическая математика восхищала в свое время критиков, повлияла на кучу позднейших текстов (как и романы наших Пелевина и Сорокина в том числе) теперь же от него, находящегося в статусе великого писателя, каждый раз ждут «великого американского романа», но находят лишь «мультяшное противостояние персонажей». Мне же кажется, проблема в том, что когда Пинчон писал «Радугу земного тяготения» - считающуюся его лучшей книгой (абсолютно при этом нечитабельной, как на мой скромный взгляд) – постмодерн мог удивлять, шокировать, смешить, отыскивая неожиданные кривые углы, под которыми можно было посмотреть на человеческое общество и ужаснуться или посмеяться. Сегодня же мы живем в состоянии постмодерна, и для интернет-реальности сами телесюжеты новостей, как и столкновения сил и характеров в сети или в реальной жизни – выродились в то самое «мультяшное противостояние персонажей», в котором роман «Врожденный порок» (написанный в 2009, изданный у нас в 2013) обвинил один американский критик. Тот вымораживающий тотальный стёб, черный нигилизм героев современности, когда, кажется, ни для кого нет уже ничего святого – и который еще в эпоху 1960-1970-х всем казался вымученной литературной игрой – сегодня есть наше «здесь и сейчас». От цинизма и игровой иронии люди вроде Пинчона, как и его герои, спасаются, надевая шутовской колпак, вставая в отстраненную позу клоуна, вышучивающего окружающих и окружающее. Это важное замечание не столько попытка как-то оправдать саму эту позу (она в оправданиях не нуждается), сколько моя личная трактовка позы главного героя и объяснение его взаимоотношений с действительностью.

Герой «Врожденного порока» Ларри «Док» Спортелло (Хоакин Феникс - его лучшая роль, охренительная работа) на первый взгляд помесь Большого Лебовски (героя одноименного фильма братьев Коэн), Рауля Дюка и Доктора Гонзо (героев «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» Терри Гиллиама). Все трое – клоуны – разного, так сказать, уровня посвящения! В «Лебовски» стареющий хиппи внезапно вынужден был противостоять «правильному миру» бюрократии и буржуа 1990-х. В «Пороке» Спортелло – бывший хиппи, который еще только начинает стареть: на дворе 1970 год, в президентах консерватор Никсон, сам Пинчон еще не написал «Радугу земного тяготения», а молодое потерянное поколение 1960-х уже вдруг почувствовало себя обманутым. Герой фильма Пола Томаса Андерсона – работает частным сыщиком, будучи разочарованным «ироником», клоуном в состоянии наркотического и алкогольного полураспада. Его девушка-хиппи ушла к строительному магнату, который расчищает площадки для строительства, планомерно выселяя мексиканцев, индейцев и негров. В Лос-Анджелесе, где он живет, правят бал воротилы недвижимости, полицейские, спецслужбы и банды нео-нацистских байкеров. «Дети цветов» выродились в «сорняки», которые ФБР и вообще государство решительно пропалывает как «асоциальные элементы». Еще у Спортелло есть то ли друг, и не друг, и не враг, а так – коп по кличке Бигфут (Джош Бролин), персонаж чумовой, дарящий всем нам радость, а Спортелло сплошные огорчения.

«Врожденный порок» снят в свободной манере «психоделического трипа». Часть зрителей честно признаются, что ничего не поняли, еще часть сообщает, что бросила понимать, что происходит, в самом начале, отдавшись той сюжетной стремнине, которая увлекла за собой Дока Спортелло. Большая же часть от фильма плюется, и это я замечаю в скобках, так что если и вы будете плеваться, имейте в виду – фильм разочаровал почти всех, и потому, наверняка, он прекрасный кандидат в шорт-лист «культового кино» 2010-х. Со своей стороны готов заявить, что давно такого не испытывал – примерно с выхода «Входа в пустоту» Гаспара Ноэ, наверное (хотя фильмы вообще разные). В воздухе висит сигаретный дым, алкогольные пары – наркотический угар довольно быстро передается зрителю. И в зависимости от реакции – зрителю либо тупо скучно, либо «от винта и от души». Впродолжение фильма ПТА мелькают те самые «мультяшные персонажи», всюду двойные агенты (так любимые Пинчоном), царят всеобщая паранойя, наркомания, коррупция и уличные преступления. Всему этому Спортелло нечего противопоставить, кроме собственной человечности, чувства юмора и напускного цинизма. «Врожденный порок» это еще и нео-нуар, повторяющий сюжетные ходы классического американского «черного» романа и фильма 1940-50-х (вроде «Глубокого сна» и «Прощай, красотка») про частных сыщиков, роковых женщин, криминал и неумолимый фатум. От нуара здесь и закадровый голос – правда, текст размышлений героя насмешливо зачитывает одна из героинь бесподобным сексуально-сладким нежным голосом – сопровождаемый на этот раз идеально точным и сбалансированным саундтреком, сконструированным извечным соратником ПТА гитаристом «Радиохед» Джонни Гринвуд . Вот пример одного из лучшего трека на ю-туб.

Еще больше «Врожденный порок» похож на один из главных представителей «нео-нуара» «Китайский квартал» Романа Полански, снятый в 1974 году про коррупцию Лос-Анджелеса 1930-х годов. Как известно, в каком-то смысле нуар, как и нео-нуар, рассказывал историю противостояния (часто обреченного) героя и фатума, героя и фам фаталь, героя и власти, героя и денег. В нео-нуаре «Врожденный порок» герой также противостоит всему перечисленному, находясь в вязкой и липкой атмосфере какого-то едва сдерживаемого безумия. Бюрократия, коррупция и власть больших денег возведены здесь в степень кафкианского абсурда, персонажы кажутся слишком гротескными, история едва ли не оборачивается дурным сном, кошмаром, фантасмагорией. Персонажи могут по 15 минут говорить шепотом, полупьяным голосом, у героя Хоакина Феникса заторможенная дикция накурившегося «травы». Герои исчезают, погибают, и вновь появляются из ниоткуда. Через два часа тебе кажется, что ты всю жизнь был Спортелло, и тебе опять приснился дурной сон про то, что ты в кино какого-то Пола Томаса Андерсаона, а в этом кино от тебя опять ушла девушка, и кино не заканчивается, а девушка не приходит…А не забить ли по такому случаю косячок? И не набить ли кому-нибудь по тому же поводу морду?

При том, что «Врожденный порок» транслирует современный абсурд, нигилизм и тотальную иронию сегодняшних беспринципных эксцентриков – он выламывается из контекста сегодняшнего дня, он кажется слишком чужим. Но одновременно – странное дело – фильм, являющийся настолько «вещью-в-себе», замкнутым контуром, рождает чувство вневременной лирической свободы одиночки в хаосе мегаполиса (о ней же говорят и пастельные открытки с морским пейзажем, так отличающимся от индустриальной преисподней, и свободные гитарные переборы Гринвуда, и расслабленный грустный пофигизм героя Феникса). Пол Томас Андерсон и Томас Пинчон, как в таких случаях принято говорить, «не дают рецепта, как жить». Как не дали его в свое время Хантер С. Томпсон и Терри Гиллиам в фильме «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», на который в итоге – как тот же психоделический трип – «Врожденный порок» похож больше всего на свете. Но в отличии от «Страха и ненависти» с их гимном наркотической романтике и бесконечным саморазрушением – «Порок» представляется тихим шепотом любви, большей чем похоть; рассказом о маленьких радостях добрых и часто мало кому заметных дел; историей странной дружбы нетерпящих друг друга копа и частного сыщика; ностальгической песней о вечно прекрасном и ускользающем прошлом. Главным же образом фильмом о хрупкой красоте, всегда подверженной скорой порче, но и всегда спасающей глубоко одинокого человека со смешными для всех моральными принципами в лихорадке и шуме современных больших городов. Особенно во времена тектонических разломов эпох – когда уходит одна эпоха, всегда святая и чудесная, а на пороге уже другая, от которой никто и ничего хорошего не ждет.

Лос-Анджелес. 70-е годы ХХ века цветут в своих радужных и пацифистско настроенных дитях Розмари хипповского разлива и пахнут пряным ароматом небрежно скрученных косяков из марихуаны. Сексуальная революция приближается к неизбежной кончине вполне по траекториям теорий и практик Брахмапутры и Камасутры в то славное время, когда частный детектив Ларри "Док" Спортелло, истинный и истовый герой своего времени, успевший попробовать все прелести новых модных веяний и крепко сидящий на вредных, но вкусных веществах, берется за расследование внезапного исчезновения своей недостопочтенной сверхсексуальной женушки, давшей от него совсем недавно деру к очередному любителю Уорхола, без ГМО нарастив ему пару крепких рогов. Расследование оказывается чрезвычайно непростым даже для такого стреляного воробья, как Док.
Один из грандов постмодернизма и черного юмора в американской литературе всего ХХ века, противопоставляющий себя битниковской и постбитниковской контркультуре, мастер крепкого словца и сложносконструированных имморалистских лабиринтов из струящихся образов и многофигурных подтекстов, небезызвестный Томас Пинчон относится к той знаковой категории беллетристов, которые бытуют вне времени, вне пространства и вне кинематографа как такового. Пинчон настолько сам по себе, вне всего, что любое стремление втиснуть его в определенные рамки было бы чрезвычайно опасным и губительным для сохранения аутентичности его произведений. Осознанной даже попытки перенести и перевести чрезвычайно красочные и жуткие миры, существующие в книгах Пинчона на язык кинематографа - скудноватый, несмотря на все изыски и инновации - не наблюдалось ввиду их нарочитой сложности и трудноусвояемости авторского стиля. Впрочем, в 2014 году невозможное свершилось, хотя и в вариации "облегченного Пинчона" пятилетней давности и времен романа "Врожденный порок", ибо один из самых интересных и пограничных на стыке инди-, и мейнстримового кино Пол Томас Андерсон в рамках программы Международного кинофестивале в Нью-Йорке представил экранизацию этого крайне необычного романа, романа-документа яркой и незабываемой эпохи, просто безумного и покрытого густым слоем наркотических галлюцинаций десятилетия, романа-сна, написанного на столь специфическом и странном языке, что без дешифровки не обойтись. Если Вы, конечно, не жили в то время, тогда все происходящее и в книге, и в фильме будет очень знакомо. В этой своей сложности, нарочитой гиперотсылочности "Врожденный порок" синонимизирует с "Москвой-Петушками" Ерофеева, и кто изощреннее оказался в создании фотографического слепка времени - вопрос и ригористический, и риторический.
Если судить по фильму, то кажется, что Пол Томас Андерсон совершает в своей карьере полный и финальный оборот, вернувшись к эстетике узкопрофильных "Ночей в стиле буги", разоблачавших дельцов порноиндустрии и выворачивавших наизнанку суть классической American Dream на ярком фоне семидесятнического разврата, обернувшегося восьмидесятническим коллапсом, но по сути "Ночи в стиле буги" были видом сбоку, тогда как "Врожденный порок", книге Пинчона соответствующий чуть ли не на молекулярном уровне, более полновесно тянет на всеохватывающий портрет эпохи, перенасыщенный, вплоть до избыточности, как синефильскими игрищами, так и массой универсальных посылов. Впрочем, закольцованность вовсе не означает самоповторы. "Врожденный порок" - это новый этап, новый виток в карьере Андерсона, претендующий на исключительность умозрительной концепции, карамелизированность и фетишизированность визуальной эстетики, фабульную многоходовость, а также характеризационную полифоничность, поскольку невозможно отобразить всю суть 60-70-х лишь в одном герое.
Представьте себе, что "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" встречается с эстетикой "Криминального чтива", классическими в своей меметичности фильмами братьев Коэнов 90-х годов и поздним нуаром времен 50-х годов. Дикий коктейль, не правда ли? Но это лишь половинчатые впечатления от "Врожденного порока", в котором Пол Томас Андерсон буквально пересоздает как демиург привычные жанровые формы и стили. Дать четкое жанровое определение "Врожденному пороку" непросто. Фильм можно определить как Acid noir, который, конечно же и не нуар вовсе, а трип в лучшем духе "Беспечного ездока" и "Путешествия", или же так называемая постмодернистская ЛСД-рама, в которой зарифмовываются пути Уильяма Блейка с дешевым пальпом Джеймса Хедли Чейза, Рэймонда Чендлера или Дэшиела Хэммета, пронизанного неизбывностью экзистенциализма и спасительной галлюцинаторностью. Начавшись как околоэротическая драма, фильм вскоре выруливает в сторону мрачного непредсказуемого детектива, в котором загадок будет много больше, чем разгадок, интрига поступательно будет окисляться, и вплоть до финала картина превратится в набор стильных реприз, мощных авторских высказываний, четко привязанных к определенному хронотопическому периоду, то есть к 70-м годам. Сама история, ее костяк и сюжет, как и в книге, кажется не более чем фоном, тогда как сам фон в ней играет первую скрипку.
"Врожденный порок" - это гедонистический фильм, который не обличает пороки человеческие, но обольщает ими. Андерсон, подхватив интонацию физиологического очерка о времени и о себе литературного первоисточника, любуется своими непутевыми и откровенно обитающими на пограничье между реальностью и наркотическим бредом героями, и которые для режиссера становятся воплощенным духом свободы воли, свободы вообще, хипповской минивселенной, в которой нет никаких рамок и правил. Закономерности нуарного повествования Андерсон выкручивает наизнанку, лишая протагониста, собственно, его протагонистичности, а всех антагонистов распиная в их архаичности. Если в "Ночах в стиле буги" Пол Томас Андерсон демонстрировал трагедию и упадок, то во "Врожденном пороке" он уже этим немеркнущим упадком умиляется и наслаждается. Впрочем, до определенного момента. Сквозную галлюцинацию, этот сладостный мир укурков, цып, хиппанов, тайных обществ и химерических видений перекрывает в своем трагизме драма. И приходит осознание прошедшего и совершенного. Время истончается, но герои если не меняются, то умирают. В этой беспросветности окончательного вывода слышны отголоски Брета Истона Эллиса, однако поиск для Дока на самом деле не завершен. Выверенная, четкая режиссура, обманчиво линейный сюжет, поступательно набирающий обороты многофактурности искусно препарируют реальность вообще в картине как таковую, и очень скоро видения перемешаются с явью, расследование зайдет в тупик, и возникнет один единственный вопрос: "А была ли девочка, то есть femme fatale, и ее мальчик, сыщик, ищущий свою Лору, часом не Лору Палмер ли в кислотном мире Лос-Анджелеса?".

Фильм передаёт атмосферу Пинчоновского романа в шикарном лингвистическом переводе Макса Немцова. Знаете - намеки, полунамеки, хохмочки, укурочные междометия и прочее... И весьма близко к тексту. Для шаббата - кино - лучше не найти. Если будет в прокате, наверное, ещё раз посмотрю на большом экране.

Пол Томас Андерсон экранизировал книгу Томаса Пинчона про хипповатого частного детектива Ларри "Дока" Спортелло, который расследует крайне запутанное дело в начале 70-х в Лос-Анджелесе. К сожалению, имея на руках невероятно звездный ансамбль из правильных актеров и крайне кинематографичный сеттинг, прославленный режиссер снял нудное и невнятное кино про наркоманов всех мастей и проблемы с самоопределением.

Сюжетная завязка с участием бывшей подружки Дока, которая неожиданно появляется в его доме с просьбой помочь в одном щекотливом деле, поначалу сулит много интересного: интрижки с богачами, китайский наркокартель, правительственные заговоры и так далее. Однако на деле фильм превращается в сборник коротких эпизодов из жизни Спортелло, едва связанных друг с другом. Иногда происходящее в кадре напоминает сборник неудавшихся дублей, иногда просто кинокапустник, в котором актеры с удовольствием веселятся, повинуясь каким-то неясным указаниям режиссера.

Те зрители, которые надеялись на фильм в плане идейного продолжения "Страха и ненависти в Лас-Вегасе", сильно ошибались. Ничего общего у кислотных приключений Рауля Дьюка и прокуренной одиссеи Дока Спортелло нет, несмотря даже на одного и того же адвоката в исполнении Бенисио Дель Торо. Вместо аттракциона и буйства красок Терри Гиллиама Пол Томас Андерсон натужно выдает болезненное вялотекущее повествование, которое он начал еще в фильме "Мастер".

Все смешные и яркие сцены были показаны в трейлере, все остальное во "Врожденном пороке" не впечатляет, что очень и очень расстраивает.

Пол Томас Андерсон никак не мог поверить Ларсу фон Триеру, в личном разговоре, что тот не любит своих актеров. Как можно не любить Хоакина Феникса, действительно. Мы придерживаемся недалекого ума, если не верим, что жить в мире можно лишь бесконечно втыкая в него, в том числе в то, что в нем делают люди. Герой, который не строит из себя нормального, отдающего себе отчет в происходящем, человека – находка для любого из нас. Ни черта он не понимает – и слава богу, есть хоть один честный парень. Конечно, он бьется, чтобы выжить в доме с поехавшей крышей, и эта битва – единственная правдивая битва, которую все мы ведем. Сражаясь, можно находить внутри себя чувства, и тогда неважно, каким вектором к горизонту висит твоя голова. Сердце нашло себе место на ближайший пожар, а все остальное неважно. Феникс не просто член семьи (режиссера и моей собственной), он тот член семьи, которого в каждом новом фильме (а это, на секундочку, несколько лет жизни), я могу любить по-новому, потому что у него опять будет странная роль и он предстанет в ней немного другим. Но внутри он остается собой, и это, черт возьми, здорово, потому что собой – в любых своих странных ролях – хотел бы остаться и я.