Фильм

Воспоминания об отсталости

О крупнейшем кубинском режиссере XX века Томасе Гутьерресе Алеа сегодня знает лишь узкий круг киноманов, а между тем, он смог зафиксировать эволюцию острова Свободы от падения режима Батисты до начала нового тысячелетия. Для российского зрителя Алеа интересен, прежде всего, экранизацией «12 стульев» (1962), с которой он приезжал в Москву. Для историков — обилием документальной хроники, которую зачастую включал в свои ленты. Для кинематографа в целом — художественными достижениями в авангарде Нового Латиноамериканского кино. Один из его наиболее значимых фильмов «Воспоминания об отсталости» (1968) препарирует кубинскую действительность и самих островитян в постреволюционный период — от Операции в заливе Свиней (14—19 апреля 1961 года) до Кубинского кризиса (14—27 октября 1962 года).

В основу картины положена одноименная книга Эдмунда Десноеса. Размышления представителя буржуазной интеллигенции Серхио, который отказался бежать с коммунистической Кубы вместе с семьей, его критика революции и самобытная постколониальная теория об отсталости страны проецируются на экран вперемешку с визуальными документами эпохи. Гутьерресу Алеа, кажется, неинтересны споры об устройстве общества, и его герой не выбирает какую-либо сторону, пренебрегая политикой. Важным здесь оказывается другое: как революция воздействует на социум, меняет его, просеивает. Одни покидают остров Фиделя ближайшими авиарейсами; другим достаточно Солнца, которое не спугнут никакие социальные потрясения. Взятые крупным планом лица чередуются как в калейдоскопе, и не сказать, чтобы они были очень озарены надеждами.

У Серхио, в отличие от многих, еще есть время для абстракций — он живет на ренту от сдачи квартир. Национализация, конечно, лишит его подобных привилегий. Пока же он перематывает запись с голосом жены, знакомится с несовершеннолетней Еленой и провожает последних друзей в США. «Бесполезно убегать от отсталости» — считает Серхио, поскольку она в крови каждого кубинца. Он, как и многие из нас, не ценит собственную страну, смотрит куда-то «на Запад», и при этом не использует возможность эмигрировать, оставаясь в своей интеллектуальной резервации. «За пределами Кубы ты был бы никто» — думает Серхио, слушая одного из докладчиков круглого стола. Наверняка он мог бы переадресовать это замечание и себе.

«Отсталость — это неумение связывать вещи, чтобы аккумулировать опыт». Воплощением этого тезиса в фильме, безусловно, является солнечная Елена, так не похожая на вездесущих интеллектуалок с сигаретами, коими переполнен весь кинематограф 60-х. Если для Гогена связь с малолетними туземками представлялась первобытным очищением, то на Серхио она давит из-за их неспособности чем-нибудь заинтересоваться. Она символизирует маленькую Кубу, «которая станет разменной монетой в большой драке русских и американцев».

Фильм Томаса Гутьерреса Алеа в каком-то смысле сам является тестом на отсталость. Зрителю предлагается побыть действующим лицом. Необходимо соединить фрагменты чужой жизни и истории, чтобы извлечь из просмотра какой-то опыт, ощутить Кубу, подвешенную между прошлым и будущим. Но коллективная и индивидуальная память имеют свойство стираться. В этой мозайке a priori не хватит деталей, а потому доступна лишь одна цель — уловить ощущение времени и места, где быстро все созревает и еще быстрей гниет.