Фильм

Тупой и еще тупее-2

С поездки Гарри (Дэниелс) и Ллойда (Кэрри) в Аспен прошло два десятилетия. Ллойд все это время просидел в психиатрической больнице, роняя слюни и глядя в одну точку, — как выясняется, в порядке розыгрыша. Гарри исправно менял единственному другу памперсы, и в его жизни, в общем, тоже решительно ничего не изменилось.

Поскольку розыгрыш себя исчерпал, Ллойд присоединяется к Гарри в новом путешествии — на этот раз в Мэриленд и Техас. У Гарри обнаруживается дочь — точнее, открытка 20-летней давности о том, что он стал отцом, отправленная местной девушкой свободных нравов (Тернер). Гарри как раз требуется пересадка почки, и он решает, что где дочка, там и почка.

Как бы мы друг друга ни подбадривали накануне премьеры, посмотрим правде в глаза, у сиквела лучшей комедии 90-х было не так много путей: чудо, неудача или катастрофа. Чудеса случаются только в кино. И, наверное, можно считать неплохим итогом, что «Тупой и еще тупее-2» получился все же ближе ко второму определению, чем к третьему.

Братья Фаррелли не первые кинематографисты, оказавшиеся заложниками собственного блестящего дебюта и потратившие всю остальную карьеру на то, чтобы тщетно пытаться воссоздать его магию. «Тупой и еще тупее» был фильмом не только невероятно смешным, но и во многом революционным — раздвинувшим для мейнстримовой комедии границы возможного. Сцена со сломавшимся унитазом, к примеру, — прямо скажем, не то чтобы Марк Твен — выстреливала просто в силу своего существования. Как и обезглавленный попугай, проданный слепому мальчику. Как и убийство совы пробкой от шампанского. И так далее. В дальнейших фильмах у Фаррелли случались гениальные наития — вроде знаменитой челки Мэри, — но уже скорее в порядке исключения, все реже и реже. А главное, кинематографический пейзаж, пока братья упрямо гнули свою линию, значительно изменился. В 2014 году шутка про какашки — это не более чем шутка про какашки. И когда в твоем фильме двадцать шуток про какашки — это не вызов и не стратегия; это просто значит, что ты любишь шутить про какашки.

И как опять же нередко бывает, авторы популярной картины, задумав продолжение, в результате снимают ремейк. Опять путешествие, опять прозрачная криминальная интрига в конце пути — теперь связанная с гениальным изобретателем, нобелевским лауреатом, которого пытается сжить со свету коварная жена. И Фаррелли всю дорогу настойчиво посылают приветы себе самим двадцатилетней давности. Ремейк героической любовной фантазии Ллойда. Ремейк убийства язвенника. Ремейк реплики про мужской зад. Ремейк выхода в свет. Опять слепой мальчик. Опять волосатая машина. А помнишь, в тот раз… А помнишь, когда мы… Кульминация, как положено, происходит в сортире.

В целом направление мысли Фаррелли можно только приветствовать: куда еще должны были приехать Гарри и Ллойд, если не на конвенцию величайших умов Америки. И спору нет, могло быть гораздо хуже: на каждые пять неудачных шуток приходится одна удачная, и, учитывая их общую концентрацию, получается нормально. Несколько моментов (скажем, момент, связанный с адресами на конверте) — грандиозные. Дочка-дура — прекрасный персонаж; ее даже маловато, что редко бывает у Фаррелли. Можно устроить викторину «Найди Билла Мюррея». Во второй части больше, чем в первой, языковой игры, и периодически это смешно (см., например, «колонию лепреконов»). Поют Franz Ferdinand, в конце концов.

Но чем больше Фаррелли — с помощью, конечно, Кэрри и Дэниелса, которые не перестали быть большими артистами и вообще мало изменились, — напирают на то, что все осталось по-прежнему, тем тяжелее атмосфера в этой машине времени. Рип Ван Винкль, проспав 20 лет волшебным сном, не узнал родную деревню. Ллойд, вернувшись домой, с тем же выражением лица плюхается в то же кресло, что в прошлый раз, под той же птичьей клеткой. И мороз нет-нет да и пробегает по коже. То ли от нас что-то скрывают. То ли время действительно остановилось, утекло сквозь пальцы — и мы все вместе неподвижно просидели эти двадцать лет в саду психушки, ничего не растеряв, но ничего и не приобретя, кроме морщин.