Фильм

Том на ферме

Внезапно для меня столь удивительный, он, в свои двадцать пять, заставляет видеть себя в казалось бы лишенном возможности отражать что-либо калейдоскопе кадров фильма. В равной степени разрывая тишину и разрушая предкушение, он, сенсационный, не показывает зрителю ничего нового, но при этом постепенно полностью овладевает его способностью сопротивляться: в ожидании определенных и совершенно конкретных действий от героев зритель замирает так, впрочем, и не получая ничего из ожидаемого им, или, пожалуй, оказываясь обманутым – квазиочевидные финалы сцен и логичные разрешения сюжетных поворотов не происходят; режиссер лишь доводит эмоциональную напряженность до какого-то немыслимого надрыва психической волны, сливая паскали, амперы и ватты воедино. Прикусывая губу, чрезмерно воодушевленный и по-детски одураченный, оттого обиженный и недоумевающий, зритель выходит из кинотеатра, понимая при этом, что невидимые иглы все это время вонзались в подушечки пальцев обеих обездвижено лежавших ладонями вверх рук, постфактум, не в силах удержать разнонаправленно вращающиеся мельницы собственного сердца, они теперь источают маленькие капли красной густой жидкости.

Ему уже несут лавровый венок и громкоговоритель, как голосу поколения, и кажется, что он вот-вот свалится со своего постамента - слишком уж высоко залез. Не свалится. Ксавье Долан стоит на нем очень крепко, снимает очень красиво и говорит об очень важных вещах.
От Долана привыкли ждать картин о трудной любви - гомосексуальность в "Я убил свою маму", любовный треугольник ("Воображаемая любовь"), трудности самоопределения ("И все же Лоранс"), и вот, теперь - "Том на ферме" - о любви с примесью Стокгольмского синдрома, двойных стандартах и бесконечной печали, которая таится в каждом квадратном сантиметре квебекского воздуха.
Здесь, в "Томе", Долан играет нервного редактора рекламного агентства, потерявшего своего любовника Гийома в автокатастрофе. Это могло бы быть похоже на "Одинокого мужчину", но Том не страдает так глубоко и проникновенно, как Джордж Фальконер - в этом и его беда, и его счастье.
Том должен был приехать в эту глушь, запоздало познакомиться с матерью своего любовника, похоронить его, предварительно прочитав над гробом чуть напыщенную прощальную речь, написанную на салфетке (где же еще), и уехать, чтобы продолжать жить и страдать в родном Монреале.
Так оно и было бы, не будь у Гийома старшего брата по имени Франсис. Франсис - фермер, запертый в этой душной провинции вместе со своей матерью, которую он панически боится разочаровать. Отсюда его жгучее желание скрыть от нее гомосексуальность младшего брата.
Франсис – самое безумное, самое гротескное представление гомофобии; он испытывает к своему гостю странную, гремучую смесь зависти, отвращения и влечения – отсюда постоянное физическое насилие над бедным Томом, отсюда же нежные прикосновения к его лицу во время драки, и, наконец – апофеоз – сцена с танцем.
У Долана, как обычно, легким движением руки даже сарай превращается в танцпол, где два героя – гей и гомофоб – танцуют страстное танго. Абсурдно, красиво, иронично и почему-то очень реально.
Сам Том-на-ферме большую часть фильма охотно изображает из себя невинного агнца - у Ксавье Долана с его новой прической вида «я упала с сеновала, тормозила головой» это получается очень достоверно. Больше того, агнец знает, что обречен на заклание, видит своего палача и получает от этого какой-то немыслимый мазохистский кайф.
Долан заставляет зрителя метаться между чувством удовольствия и отвращением; эстетичная картина танго сопровождается совершенно омерзительной речью Франсиса о том, как он желает однажды увидеть мать мертвой, «тогда не придется сдавать ее в дом престарелых». И так постоянно: красивый и тревожный момент, где Том бежит через кукурузное поле оборачивается безобразной дракой с кровью и плевками. Страдающий, чуть капризный Том в начале фильма становится похожим на психически больного ближе к концу.
Такая очень тонкая, но бесхитростная и честная игра на чувствах - уже почерк этого вундеркинда от мира кино. Мы страдаем, мы волнуемся и переживаем - Долан очень умело приручает свою публику вот уже шесть лет лишь тем, что оказывается поразительно откровенен с ней.

Теперь каждое второе кино будет про педиков? Ну сколько можно уже...Их меньше 1% населения Земли, а в кино только об этом. Это очередная, ничем не примечательная история, коих было уже много.

Гомофобам смотреть обязательно!!! Трогательная история о любви, смерти, страхе и непонимании, которая из трагедии плавно перетекает в фарс. Посмотрите и решите для себя сами является ли агрессия исходящая от окружающих или может быть даже от вас просто ксенофобией или это страх, который вам внушают ваши желания. Очень актуально.

Действие «Тома на ферме» происходит в сельской местности Канады. Молодой рекламщик Том приезжает сюда на похороны своего любовника Гийома, погибшего в ДТП.

Здесь он знакомится с Агатой, матерью Гийома, с которой раньше никогда не встречался. Френсис, брат Гийома, изо всех сил пытается убедить женщину, что покойный был влюблён в благопристойную девушку и вот-вот должен был на ней жениться. Тому невольно приходится подыгрывать Френсису, подтверждая ложь.

Новый фильм Ксавье Долана начинается с эпического прохода камерой по квебекским пашням. Машина, на которой едет герой Долана, одинокой кометой рассекает залитые солнцем квебекские пастбища, оделяя границы повествования безвременьем, где казалось бы его никто не знает, но как не странно очень ждут...

Ксавье Долан — знаковая фигура для современного фестивального кино. Дебютировав в свои двадцать лет с лирической драмой «Я убил свою маму», он сразу обратил на себя внимание независимой киноиндустрии, тут же закрепившей за ним почётное звание «канадского вундеркинда» и одной из самой ярких звезд современной режиссуры. В «Томе на ферме» Долан выступает не просто как актер, сценарист и режиссер фильма, но и как демиург своего мира. Причём он не столько привносит в эту собственную вселенную что-то революционно новое (хотя надо признать, что на ниве экзистенциального декадентства Долан не первый, взять хотя бы туже Валерию Гай Германику. Но разница между ними разительна: там, где Германика опускает «мордой в грязь», Долан утонченно уходит в сторону, позволяя героям самим разобраться в своих запутанных отношениях, не используя грубых режиссерских приемов), сколько выстраивает идеальные условия для собственного микромира под названием Ксавье Долан, конечной целью которого служит самоанализ и в каком-то смысле самоочищение, достигаемое при помощи драматургии. В итоге получается такое кино «для себя» или «для своих», с мышеловками, умело расставленными для искушенного и не очень зрителя, который либо сразу попадает в капкан и выбывает из игры, либо проходит всю дистанцию, совершая своеобразную инициацию и становясь потенциальным кандидатом в «адепты Долана».

Конфликт, который приводится в «Томе на ферме» на поверхностном уровне виден уже из названия, он же определяет действие и поведение главного героя с первых минут появления его в кадре. Но за этим противостоянием урбанистического и пасторального, где на первый взгляд победу одерживает буколика (чего только стоят восторженные пассажи героя о работе в коровнике) виден другой, более глубокий мотив. Мотив этот — предопределенность, невозможность изменить мир даже заплатив самую высокую цену, ведь чем бы ты не пожертвовал, в первую очередь ты жертвуешь собой. По сути все герои этого фильма страдают от самих себя, от невозможности принять себя такими какие они есть и потому перекладывают ответственность за это на других. Это Том, потерявший жизненные ориентиры из-за смерти близкого друга, старается прожить чужую жизнь как свою собственную, оправдывая это своей любовью к нему, точнее невозможностью больше любить, а значит и жить. Поэтому он с самозабвенным отречением занимается больше похожей на мистическое действие работой на ферме, где правила устанавливает жестокий и неуравновешенный брат покойного. Это и Френсис, который, к слову, тоже отягощен навязчивым комплексом вины перед собственной матерью, маниакально пытаясь оградить ее от любого вмешательства извне.

Чтобы как-то разрядить созданную обстановку и превратить камерный спектакль в фильм (за основу «Тома на ферме» взята одноименная пьеса канадского драматурга Мишеля Марка Бушара), Долан прибегает к помощи самых разных приемов. Режиссёр то пытается вывести действие в фазу «леденящего душу триллера», благо мрачные осенние пейзажи кукурузных полей, как нельзя лучше этому способствуют, то довольно неожиданно делает своих героев объектом некоего сатирического бурлеска (сцене искрометного танго Тома и Френсиса посреди коровника). Но все это в конечном итоге и становится главной «ахиллесовой пятой» его режиссуры: способный тонко выразить себя и создать неповторимую атмосферу Долан, беспомощно «передергивает» жанровые затворы, пытаясь попасть в яблочко, но, не искушенный в стрельбе, промахивается раз за разом. Благо он может себе это позволить, ведь доверие к себе зрителей он получил авансом как актер.

И оставленный напоследок «человек со шрамом», служащий своеобразным громоотводом для главного героя, который после бегства с фермы встает на распутье(если продолжать в символическом ключе Долана, бегство с фермы, что бы она не несла в себе для героя -это бегство от самого себя, потому что у него ничего не осталось в настоящем, кроме воспоминаний из прошлого)приводит его к неизбежному столкновению с суровой правдой жизни – совершая высшее самопожертвование, а именно, принося на жертвенный алтарь свою любовь, ты рано или поздно сам становишься жертвенным агнцем.