Романовы. Венценосная семья















Февраль 1917-го. Николай II уезжает на фронт, его семья остается в Царском Селе. Тем временем в Петрограде происходит вооруженное восстание, начинаются погромы и мародерство. Императора убеждают вывезти семью и подавить мятеж, но он принимает роковое решение ехать в Царское, к детям.
Финальная глава жития венценосной семьи: с февраля 1917-го по июль 1918-го. Из царскосельских покоев, вздрогнувших от буржуазной революции в Питере, транзитом через тобольскую ссылку и до екатеринбургского расстрела. "Романовы" исполнены в сахаристой эстетике телерекламы "Россия - щедрая душа". Семейная фотография становится у Панфилова плавно движущейся картинкой: Николай Второй, его супруга Александра Федоровна, их сын Алексей и четыре дочери - Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. В течение двух с лишним часов кроткий венценосный папа и заботливая венценосная мама по-голубиному склоняют друг к другу головы, по-маниловски нежно окликают друг друга "Ах, Ники!" и "Ах, Аликс!". Их венценосные дочки музицируют, а венценосный сын строит макет корабля будущего. И все вместе признаются друг другу в любви под музыку, подложенную с неизменной предупредительностью. Рациональность панфиловской режиссуры от фильма к фильму, от "Начала" к "Матери", становилась все явственнее, его кино делалось все более сухим. Но никогда еще оно не было настолько литературным. Никогда кинематографическая материя у Панфилова не исполняла роль прозрачной, простенькой и необязательной драпировки на вербальном теле сюжета. Мысль о том, что жить в обществе и быть свободным от общества вроде бы нельзя, но если очень хочется, то можно, сама по себе хороша и правильна, однако столь очевидна, что проводить ее режиссер может разве что контрабандой. Она не терпит прямой речи. Однако у Панфилова будто нет больше веры в возможности и магию кино: он проговаривает все, что хочет сказать, в диалогах, низводя изображение до серии служебных паточных иллюстраций.