Фильм

Натюрморт

Цзя Чжанке, китайский режиссер шестого поколения, продолжающий национальную традицию фильмов о маленьких людях на фоне эпохальных событий. Китайское кино практически все такое, сталкиваясь с ним, ты сталкиваешься со всей мощью этой величественной страны. Исключение можно сделать лишь для гонконгских режиссеров, перенявших западные традиции вместе с почти столетним владычеством Великобритании в этом городе.

Отличие Цзя Чжанке в том, что его маленькие люди для него и впрямь маленькие и зачастую сами служат фоном, микропроводниками в масштабных процессах постоянно изменяющейся Поднебесной, что практический исключает у этого режиссера возможность съемок незначительного фильма. Ведь он говорит не о сиюминутном, не о частном, а великом и определяющем. Цзя Чжанке, в этом смысле, даже гигантоман, а наиболее важный в его карьере «Натюрморт» подтверждает эту мысль не только метафорически, но и визуально.

Главный герой «Натюрморта» — сам Китай и его люди на современном этапе развития. Цзя будто пытается зафиксировать если не трехтысячелетний Китай, то хотя бы его обломки, которые не успели стереть в пыль. Он снимает руины города простоявшего две тысячи лет, который затапливают за каких-то жалких два года, чтобы запустить очередную масштабную гидроэлектростанцию (плотину) «Три ущелья», призванную продемонстрировать всему миру величие Социалистического Китая. Причем Цзя Чжанке не рискует так, как это делает Лоу Е. Критика правительства — не его задача, кто захочет, тот и так сделает выводы, а потому в «Натюрморте» нет ни одного упрекающего прямого кадра сожаления о потерянном городе, коим могли бы стать, к примеру, старые фотографии, или плачи людей, в насильственном порядке подвергшиеся переселению. «Все течет, все изменяется», и надо это поймать. Ничего новаторского в таком подходе для китайцев нет, ибо они даже гордятся тем, что у них самая задокументированная история, и летописи беспрерывно ведутся уже третью тысячу лет. «Натюрморт» — такая же летопись.

Нарративность сюжета кажется для Цзянке излишней и мешающей. Уже в следующей работе «Сити 24» он также рассказывает о глобальной стройке, но строит фильм так, будто это документальная картина, а он берет интервью у очевидцев. В «Натюрморте» этот рудимент пока присутствует в виде двух параллельных историй о поиске людей из Шаньси своих супругов в провинции Сычуань. Небесплодные поиски, но сами по себе ценности не несущие. Цзя Чжанке находит им иное применение, нежели к которому мы привыкли. Шахтер Хань Саньмин и медсестра Шэнь Хун встречают на своем пути людей и медленно, но верно продвигаются к цели. Режиссер фиксирует взгляд не на них, а на людях, с которыми они встречаются, чтобы дополнить полотно образами жителей Китая, среди которых «добрых» уже и не встретишь, как говорит один из персонажей.

«Добрые люди Санься», так называется картина Цзяна Чжанке в оригинале, также наблюдает за тем, как перемены влияют на жителей Китая. У них отнимают дома, заставляют работать на опасных объектах и платят копейки, но людей это не ломает. Добрее от этого они, конечно, не становятся, лишь чуточку подозрительнее, но сила и выносливость китайского народа, как показывает практика, не знает границ, и если кто и способен построить новый мир, то это именно «добрые» китайцы в белых майках. Герои пытаются нагнать утерянное время, и кто-то способен все повернуть вспять, а кто-то свыкается с новым. Так реализуется история самой страны, она постоянно обновляется, но остается прежней. Прагматичной, но в тоже время очень космической. Руины Санься — не те, что навевают мысли о разрушении, скорее о чем-то иррациональном, они великолепны сами по себе, способные приютить даже НЛО. Через некоторое время их покроет толща воды на 156 метров, и прошлое в прямом смысле, канет в Лету. Цзя Чжанке успевает запечатлеть на цифровую камеру этот момент.

Монументалист Цзя Чжанке, признанный одним из лучших режиссеров мира, создал натюрморт современной ему постоянно ускользающей действительности, кино, выходящее за рамки традиционного. Фильм-полотно, в которое нужно пристально вглядываться, но для начала можно и бегло осмотреть, чтобы прочувствовать дух эпохи перемен.

Шахтёр (Хан Санмин) плывёт по реке Янцзы, чтобы встретиться с бывшей женой и дочерью, которых он не видел 16 лет. Параллельно ему медсестра (Чжао Тао) путешествует тем же маршрутом, чтобы развестись с мужем, пропавшем два года назад. Оба оказываются в местечке Фындзе, где строится гигантская плотина «Три ущелья».

«Натюрморт» не совсем точно передаёт смысл оригинального названия «Still Life» (дословно — тихая жизнь). Строго говоря, оно даже противоположно тому, что мы видим на экране — природа не мертва, наоборот, живее всех живых. Ряды воздвигнутых когда-то человеком домов превращаются в уродливые груды камней, а река Янцзы всё так же прекрасна, как и тысячу с лишним лет назад при поэте Ли Бо, чьи строки здесь цитирует экскурсовод. Это один из самых спокойных и размеренных фильмов — спокойных настолько, что кого-то может даже вывести из себя, — и его следует смотреть как раз в самое неспокойное время. (Недаром Цзя Чжанкэ называют учеником Микеланджело Антониони, чьи неспешные картины могут как вогнать в сон, так и изменить жизнь.) Поэтический киноязык «Натюрморта» гибок и сложен, образы многозначны и просты одновременно — с водой вроде бы всё понятно, но, уверен, если при просмотре трактовать её по-другому, закончишь смотреть совсем иную картину, не ту, что начинал. Загадочен даже исполнитель главной роли, шахтёр Хан Санмин, играющий шахтёра Хан Санмина — где кончается реальный человек, родственник режиссёра, и начинается образ в кино? И кто бы мог подумать, что самые пронзительные сцены исполнения песен окажутся не в голливудском мюзикле, а в китайской драме: за фильм несколько героев, от мальчика до немолодого лысого мужчины, будут петь старые китайские песни, причем с таким надрывом и задором, каких не хватает некоторым известным певцам. Возможно, эти заметки — уж точно не рецензия — покажутся кому-то обрывочными, несвязными, неполными; что ж, сама картина такая же неуловимая и неоконченная, предпочитающая ответам вопросы. Вот в небе проносится неопознанный летающий объект — персонажи взглянут на него, но никак не отреагируют, и он незаметно исчезнет навсегда. В другой сцене модернистское здание подобно ракете взмывает в небеса — и снова никому нет дела. Ничто не нарушает течение размеренной жизни. И течение воды не нарушит никакая плотина.