Фильм

Кремень

Щуплый, но цепкий Антоха Ремизов (Антропов) сразу после дембеля, минуя родной Альметьевск, едет в Москву, где, как известно, сила. Едет с гранатой в кармане и парой ударных речовок в духе «твердость — не тупость». В Москве неприятно. Земляк, держащий автосервис в Южном Бутове (Шеховцов), Антохе не рад, переквалифицировавшаяся в московские студентки невеста (Безбородова) смотрит с ужасом, вокруг лютуют менты и чеченские киоскеры. Засобиравшись от всего этого домой в Альметьевск, гость столицы уже на вокзале получает от очередного пэпээсника сперва прикладом в солнышко, а сразу после — оформленное в цитату из фильма «Брат» предложение о работе. И остается — ходить в уродской форме на размер больше, пополнять лексикон теперь уже табельными афоризмами и потихоньку продвигаться вверх по московской пищевой пирамиде.

Произведенный студией «СТВ» и выходящий в фарватере балабановского «Груза 200», «Кремень» подтверждает еще после «Груза» возникшее подозрение, что продюсер Сергей Сельянов, заскучав на рутинном кинопроизводстве, решил перейти непосредственно к подрывной деятельности — единственному, подозреваю, занятию, к которому у него по-настоящему лежит душа. Помимо, в общем, не новой мысли, что в милиции тоже есть плохие люди, «Кремень» формулирует другую — куда более перспективную в плане возможного общественного возмущения ею: что так ненавидимой всеми Москвы на самом деле нет — ее создают самарские, псковские и альметьевские, и именно они, а не мифические москвичи, есть главный источник московского зла. Продукция «СТВ» (лучшие ее образчики, по крайней мере) всегда производила впечатление чего-то выструганного ножичком в уголке, а в случае с «Кремнем» этот ножичек еще концептуально тупой. Дебютант Мизгирев, ученик Абдрашитова, стажировавшийся у него на «Магнитных бурях», заимствует фабулу из абдрашитовского же «Плюмбума» (недоносок получает власть над людьми), дотошно полемизирует с «Братом» (Ремизов — это такой Данила, но сознательно лишенный обаяния и смысла), последние минут пятнадцать вообще под копирку срисовывает из скорсезевского «Таксиста», и все это — в возмутительном, дичайшем, лубочном ключе (к ответственному за прямую речь героев драматургу Клавдиеву масса вопросов, но монолог провинциала о кремлевской стене, увенчанный воплем «в жопу зубчики!», — без сомнения, самый удачный случай применения методов «новой драмы» на экране). Любопытно это скорей как публицистика, чем как кино, — так обычно и бывает, когда автору все заведомо ясно с героем. Но как в любом подрывном действии, важна не обертка бомбы, а реакция на взрыв. Слабо верится, чтоб косенький мизгиревский Ремизов с его «твердость — не тупость» и «могу ответить» сейчас вдруг сделался ролевой моделью миллионов. Но если вдруг — вот смеху-то будет, Москва.