В 1908 году художник и скульптор (Авилов), находясь на пике своей известности, создаёт манекен для витрины ювелирного магазина с 14-летней натурщицы Анны, которая вскоре после этого умирает. В 1914 году к всеми забытому художнику приходит средних лет банкир (Михаил Козаков) с заказом оформить недавно купленный дом. Банкиру порекомендовала художника его жена, при ближайшем рассмотрении необыкновенно похожая на Анну, ту самую натурщицу шестилетней давности. Женщина, однако, скульптора не признаёт, упорно утверждая, что её зовут Марией, а позированием она никогда не занималась. На руке она носит браслет-змею, для показа которого создавался манекен.
Поразительно красивая готическая фантасмагория, почти полностью повторяющая сюжет рассказа Александра Грина "Серый автомобиль". Но вот что удивительно: из нелепо тяжёлого произведения Грина о развитии шизофрении у отдельно взятого индивидуума Тепцов сумел сделать бархатную драму, где грань между воображаемым и реальным размыта до полного исчезновения. "Серый автомобиль" читать, пожалуй, совсем не стоит - после просмотра гротескность рассказа покажется чудовищной, а прочтение до просмотра помешает восприятию фильма как самостоятельного произведения.
Музыку к фильму написал Сергей Курёхин и сам же её и исполнил со своей группой Поп-механика. Пронзительно красивые женские арии перемежаются с медленными инструментальными композициями. Этот фильм совершенно изменил моё отношение к Курёхину как композитору.
"Господин оформитель" - первая и самая, пожалуй, известная роль Виктора Авилова в кино (ну, может, не считая роли графа Монте-Кристо после его заключения в замке Иф). "Я так в него влюбилась после этого фильма", - сказала пожилая билетёрша.
Непонятно что в углу кадра начинает двигаться, прорисовавшиеся нечеловеческие фигуры зовут за собой; но всё проваливается в гулком зиянии пустоты. Звучит замогильный голос Блока. Это конец. Демоническое начало фильма.
Гибельная, гибельная красота, сама гибнет, других губит.
"Господин оформитель" - мистическая звезда советского кино. Пожалуй, долгие годы игнорирования жанра и немногие проблески надежды стоили того, чтобы дождаться этого изысканного плода.
Не знаю, снимал ли Олег Тепцов что-то ещё, но, право, достаточно и этого фильма, чтобы быть довольным судьбой. Работа художников, удивительная музыка Сергея Курёхина и невероятный Виктор Авилов в главной роли - всё сложилось одно к одному, попало в точку.
Мистическая драма, дебютная работа режиссёра Олега Тепцова, снятая по мотивам рассказа А.Грина "Серый автомобиль"
Редкий по красоте фильм. Отличная актерская игра и потрясающая музыка Курёхина , великолепные картины все вместе создает атмосферу мистики, как в страшной готической сказке. Удачно подобран каст, великолепные актеры: Виктор Авилов (дебют), Михаил Козаков, Иван Краско. Удивительно сколько достоинства, интеллигентности в глазах у актеров того времени, а современные сплошь ряженые, ну может за оооочень редким исключением.
Решила пересмотреть фильм, подававшийся когда-то под соусом "первого отечественного фильма ужасов". Видимо, старина "Вий" не в счет (и очень даже зря!).
Завязка, местами напоминающая сказки Гофмана, при хорошем сценарии и режиссуре должна была бы составить основу для недурного мистического фильма (ужасы здесь, все-таки, не причем). Но, чего нет, того нет. Есть Авилов и Козаков, и ничего боле.
Несколько камерная мистика 80-х, предварявшая нашествие «вторых реальностей» уже в 90-е, очень сильно отдает советским театром. Хорошим, безусловно, но театром. Работа художника-постановщика и художника по костюмам – то, что делается «школой» – мегасупер и держит качество всего фильма. Мистика – это прикосновение к непознаваемому, но прикосновение прежде всего автора, а уже через него – всех остальные служб. А у автора не получилось. Замах на тончайшую материю – символизм Блока – а удар на копейку, в лучшем случае детский ужастик. Но если бы он делался как детский ужастик, было бы хорошо. А так – проблема же не в операторе, который знает, как снимать, но не чувствует, поскольку ощущение мистики в него не проникло (проверьте, как надо, потом у Линча). Режиссер – тот, кто должен контролировать состояния, зрителя в первую очередь, а для этого нужно самому испытывать эти состояния. Не получается у режиссера уйти в сдвиг, значит, и у оператора не получится, и у зрителя соответственно. И не нужно пытаться создать «другую» реальность. В 80-е еще совсем рядом было знание: мистика – она ведь повсюду. Максимально обычная, выпуклая, немного даже замедленно нарочитая. Но к ней нужно приделать дверь. Вот этой двери в фильме нет.
Образы недостаточно функциональны, не насыщены энергией: Платон Андреич ничего в кадре не творит (как творец), «живые» манекены не пугают (как нечистая сила), джокер – просто карта, серая машина – просто машина, а не символ мутной злой силы и так далее. Жалко, много хороших заготовок – от Грина, от сценариста, от художников фильма. Но не от режиссера, к сожалению. Попытка главного героя вдохнуть жизнь в мертвую материю – значит действовать на пределе возможностей. Эта интенсивность персонажа должна была покориться режиссеру, но не покорилась. Нет сплава способа, цели и самой формы. А такой сюжет был бы этого достоин.
Кондовый Авилов не производит впечатление окунувшегося в потусторонний мир. Его персонаж мог бы быть, скажем, другом главного героя, основателем какого-нибудь спиритического кружка, который главный герой посещает (в те годы всяких эзотерических и мистических объединений среди интеллигенции были десятки, тем более в Петербурге). Яркая внешность, грубый, уверенный в себе, готов декламировать свою позицию – вряд ли такой человек может позволить своему сознанию усомниться в окружающей его реальности. Вот, например, директор кладбища внутренне вполне готов к любым потусторонним явлениям, а наш г-н оформитель… не верю… Это все равно, что ямщика какого-нибудь забросить к нечистой силе, как Балду. Даже философ Хома Брут был более внутренне тонок для таких отношений, несмотря на всю свою глупость и необразованность. Хотя там Куравлеву пришлось в основном только дико бояться. А здесь даже страх героя неглубок и несерьезен, не говоря уже о чем-нибудь другом.
Музыка Курехина – часть настоящего искусства, держит весь фильм на плаву (вместе с художественно-постановочной частью). Не знаю, писал ли он специально для фильма, но если так, то одним этим фактом можно было бы оправдать бездарность режиссера, не сумевшего сложить элементы картины в хоть какой-нибудь мощный посыл.
Игра в символизм вместо настоящего символизма, при котором жизнь переходит в произведения и возвращается обратно, была знаком окончательной деградации дореволюционной интеллигенции. Думаю, те же процессы могли бы начаться и в советской интеллигенции 80 лет спустя – но советской не дали на это время. Эпохи и явления не должны повторяться, по крайней мере, так скоро, по меркам истории. Капитализм дал мощного пинка начинающему декадансу, и конец 20 века прошел без рефлексии готовых на эту рефлексию слоев. Эпохе не дали художественно осыпаться – ее просто форматнули, как это принято в новом времени для компьютерных программ. К нам в Россию пришел Запад, и большая часть населения двинула вслед за Линчем. А куда ей было двигать, не за Мамлеевым же.
Жалко только Козакова. Единственно вменяемого человека, и человека вообще. Как он шел на прямых ногах после проигрыша! Все остальные – говорящие головы, которым прямо по ходу действия приходится обсуждать какую-то не очень внятную идею фильма.
Тема манекенов, живых кукол будет волновать человека всегда. В том случае, если человек способен поделиться с представителем потусторонней силы частью своей энергии и сделать его своим союзником. Материальный носитель энергии уже не так важен – будь то кукла из дерева или просто эфемерный призрак. Если тема будет волновать зрителя – значит союзники из потустороннего мира где-то рядом.
Зачем, когда все можно предсказать? Появление скелета в шкафу (буквально), оживающих манекенов, машины «смерти» в конце… Зачем нужны 10 минут в эпизоде на кладбище, если мы заранее знаем, что – по мысли режиссера – там нас ждет? Даже в игре в карты нетрудно догадаться, кто выиграет, потому что мы точно знаем, кто должен разбогатеть (выбор не велик). Нетрудно вспомнить, как совсем недавно Платон Андреич вопрошал: «А если бы я был богатым?» Не берите, как советовал Шерлок Холмс доктору Ватсону, первый кэб. И второй не берите. Художественные решения не могут быть ни первым, ни вторым кэбом. Нужно не просто думать, нужно чувствовать, когда попадаешь в засаду банальщины. Эта засада – пострашнее оживших манекенов.
Фильм отображает разные периоды в жизни героя. Если эти периоды по сюжету сильно отличаются друг от друга, это различие нужно воплотить: в атмосфере, в настроениях героя, в событиях, в мыслях и так далее. Герой должен реагировать на период обязательно внутренне, а не просто переодеваться из хорошего костюма в плохой и наоборот. Наглость и напористость может сменяться смирением, динамика событий, активное окружение, «блеск» гостиных – на сцены с одиноким пространством, природу, разрушенные здания и т.п. Не обязательно так, но в этом направлении обязательно нужно что-то искать, если в смене «эпох» героя – ключи к пониманию идеи фильма.