Фильм

Фея

Дом (Абель), ночной портье в затрапезной гостинице в Гавре, собирается умереть от удушья из-за крышечки от кетчупа, упавшей в его сэндвич, когда его спасает фея Фиона (Гордон), только что въехавшая в отель. Потом она делает ему массаж и пред­лагает исполнить три желания: он просит скутер и неограниченное количество бен­зина, а третье так и не сможет придумать. То, что фея окажется — в некотором роде — пациентом психиатрической лечебницы, никак не повлияет ни на их роман, ни на способность мира чудесно деформироваться.

Пара пятидесятилетних комиков с тридцатилетней совместной историей сперва в театре, а с некоторых пор и в кино, бельгиец Абель и канадка Гордон похожи даже внешне: худые, носатые — если сложить их вместе под одним плащом (что в картине однажды и происходит), как раз получится их кумир Жак Тати. «Фея» — не столько фильм, сколько представление, бесконечный набор пластических гэгов со вставными номерами вроде танца под водой или песни в исполнении женской регбийной команды. Человек пытается незаметно пронести в гостиницу собаку. Женщина ворует платье с витрины, притворяясь манекеном. В кафе «Размытая любовь» пиво разливает слепой как крот официант. Погони — одна, вторая, третья. Где-то в середине начинает развиваться подсюжет с англичанином и черными нелегалами, забавным образом рифмующий «Фею» с «Гавром» Каурисмяки, но все равно, разумеется, остается фоном для фонтанирующего дуэта. То, что местами это очень мило, — столь же несомненно, как и то, что полный метр Абелю и Гордон великоват, как плащ Тати. Фильм изобилует ненужными длиннотами, да и просто, как всякая однообразная клоунада, быстро начинает раздражать — нечто подобное, видимо, испытывал герой новеллы из «Париж, я люблю тебя», оказавшийся в тюремной камере с двумя мимами.