На дворе — двадцатые годы. Четверо деятелей авангарда — режиссер, поэт, архитектор и смелая женщина Полина Шнайдер (одна из лучших ролей Дарьи Екамасовой) — отправляются в далекие леса с миссией просвещать хантыйских шаманов, из которых страна велит сделать цивилизованных советских людей. Причудливыми дорогами искусства и образования посланники пытаются найти путь к дикарям, которым (как, впрочем, на тот момент уже и самой советской власти) до этой пестрой компании нет никакого дела. Хантам в целом не так важно — сидеть на завалинке и смотреть на черный квадрат, учить в избе прописные буквы или заниматься какими-то своими охотничьими делами, в которые новым советским людям и вникнуть поначалу некогда. Новые советские люди, не заметив, что их время стремительно умчалось, искренне экспериментируют с миром вокруг и пытаются построить утопию в затерянной северной деревне. Удивительная неторопливая легенда от Алексея Федорченко, мастера снимать кино на грани между былью и небылицей. По форме «Ангелы революции» скорее набор живых картин, чем связная киноистория; по факту — больше фантазия на историческую тему, чем рассказ из учебника. По духу же — хвалебная песнь людям, не перестающим мечтать даже тогда, когда вся история оборачивается против них.
Драма |
16+ |
Алексей Федорченко |
5 ноября 2014 |
5 ноября 2015 |
1 час 53 минуты |
Фильм, который вряд ли когда-нибудь покажут по ТВ, или выпустят на DVD. Словно лоскутное одеяло, он состоит из рассказов-поэм, отражающих период становления советской власти. Романтики-революционеры создающие стихи о трубах и паровозах, рассуждают о культуре и авангардном искусстве, безмятежно убивают тех, кто не согласен с их видением будущего мира. Что можно ожидать от таежных народов, которым обещают поднять их на воздушном шаре в небо и показать что их богов не существует? Только расправы. Сопротивление власти, как попытка защитить свою культуру и самобытность. Фильм страшно-красиво-правдивый. Страшный тем, что режиссеру удалось рассказать - ведь ничего не изменилось за сто лет на нашей земле. Мир по прежнему хрупок, так как революционеры с их "безумно прекрасными" идеями живут среди нас. И только первая девочка, рожденная среди советских хантов, становится бабушкой-свидетельницей того времени. И доживает до конца съемок словно выполнив свою жизненную миссию - донести потомкам истину, и попытаться уберечь от ошибок будущее поколение. Услышит ли кто ее? История покажет. Фильм заставляет задуматься, а взгляд героини в исполнении талантливой Дарьи Екамасовой надолго остается в памяти.
Фильм про то, что искусство требует жертв. Но жертв требует не только искусство, но и революция. И поэтому друг для друга они являются отличной питательной средой. Молодой режиссер снимает фильм про революционные события в Мексике (Сергей Эйзенштейн фильм "Да здравствует Мексика!), и тут ему предлагают вместо муляжей человеческих голов использовать настоящие.
- Все равно этих преступников завтра казнят, так пусть хоть искусству послужат, - говорит усатый мексиканец в сомбреро.
Вот интересно, кто б из режиссеров от такого отказался?!
Искусство исследует новые формы в том числе и для гробов, старые церкви в СССР переделывает под крематории. А темный крестьянин, ставший неожиданно для себя моделью для памятника первому богоборцу в истории Иуде Искариот, кончит жизнь в петле у разбитого односельчанами памятника.
Новое искусство не знает пощады, и его решено использовать вместо оружия для приобщения к идеям революции хантов и ненцев. Им показывают авангардную живопись, и если черный квадрат и красный квадрат оставляют дикарей равнодушными, то черный треугольник находит в их душе неожиданный отклик своей похожестью на чум одного из них. Им показывают всякие чудеса: кино на небе и собираются поднять на воздушном шаре, чтобы доказать, что нет там никаких богов. Заканчивается все... Жертвами, конечно.
Кино это непростое, разбито на новеллы, очень эстетское, я бы сказал. Временами чем-то напоминает фильм Сергея Параджанова "Тени забытых предков", тем более, что исполнительница главной роли Полины актриса Дарья Екамасова неуловимо чем-то похожа на молодую Татьяну Бестаеву, игравшую у Параджанова в "Тенях". Так или иначе, такое кино требует не только знаний, но и некоторой внутренней подготовки. Неудивительно, что в Доме Кино за время показа ушло до четверти зрителей. Я думаю, с Параджанова они тоже бы ушли.
P.S.
Меня только удивило, что некоторые хантыйские фразы и реакции были переведены титрами на английский, а вот на русский они почему-то никак переведены не были. Как-то странно это, а если кто вдруг случайно в зале не знает английского?!
P.P.S.
Про презентацию фильма (с фото) на 37 ММ КФ см. здесь.
"Ангелы революции" Федорченко - явный шаг назад по сравнению с прошлыми работами режиссера . Начинал этот лучший в России мастер подделывания реальности великолепным мокьюментари "Первые на Луне", продолжил любопытными этническими фильмами по книгам Дениса Осокина. Уже в них сполна проявился главный недостаток режиссера - неумение держать полный метр. "Небесные жены луговых мари" состоят из десятков новелл. Некоторые из них ослепительно прекрасны, но если две трети историй выкинуть, фильм бы только выиграл - хотя и превратился бы в короткометражку. То же самое можно сказать про "Ангелов революции". Но если в "Небесных женах" сквозной сюжет был не нужен, в этой истории о художниках-авангардистах, отправившихся обращать вольнолюбивых хантов в социалистическую веру, его провисание воспринимается как серьезный недостаток. Многие эпизоды великолепны, но, видимо, деньги давали только на полный метр, и их пришлось соединять претенциозной тягомотиной.
Заслуженный и глубоко уважаемый мною киновед Елена Стишова назвала драму «Ангелы революции» одним из двух лучших российских фильмов 2015 года (Второй – «Страна ОЗ» Василия Сигарева). Это последняя работа Алексея Федорченко, где он выступил и режиссером, и соавтором сценария, и одним из продюсеров. Картина получила приз «Марк Аврелий будущего» на Римском кинофестивале, приз Кинотавра-2015 «За лучшую режиссуру». Сейчас картина претендует на звание лучшего фильма премии Гильдии киноведов и кинокритиков «Белый слон».
Я познакомилась с фильмом на фестивале «Кинопроба» в Екатеринбурге, где состоялся показ и творческая встреча с автором. И неудивительно, ведь большая часть картины была снята именно в этих краях.
В начала 30-х гг. четверо друзей, юных, талантливых, максималистов – поэт, актер, художник и кинорежиссер-примитивист – ищут в молодой советской власти воплощение своих мечтаний и надежд. Кажется, это время художественной свободы, импрессионизма и сюрреализма жизни. Это фильм о «возвышенной революционной утопии и ее трагическом воплощении в реальной жизни народов Севера». В основе картины – реальные события Казымского восстания 30-х годов двадцатого века.
Алексей Федорченко рассказывает об этом так:
«Советская власть обратила внимание на сельские народы достаточно поздно – в конце 20-х годов; и по всему Северу была поставлена сеть культбаз. Культурныя база – это школа, больница, роддом, ветеринарный участок, музей, «красный чум» – показательный чум, демонстрирующий, как нужно жить, соблюдая гигиену, а также интегральное товарищество – пункты приема пушнины – ради чего это все и было все сделано.
Конфликты начались именно на этом «позитивном» этапе. Потому что куль – по-хантыйски «черт», культбаза – это значит место, где живут черти. Красный чум – это место, где живут мертвые предки – мертвецы, это чум мертвецов. И, конечно, они не хотели отдавать своих детей в жилище чертей. И все началось с того, что ханты забрали своих детей с культбаз – достаточно жестко и разом. И из Свердловска – это тогда была Уральская область –была направлена большая делегация во главе с Полиной Шнейдер – она работала завнаркомом просвещения. В делегацию входил Петр Астраханцев – это председатель совета города Березово, который находится там рядом, Захар Осохов – работник НКВД, Петр Нестеров – президент интегрального товарищества и Петр Смирнов – директор казымской культбазы. Они приехали в Казым на озеро Нумто.
Полина Шнейдер поставила два колхоза для вылова рыбы: озеро считалось священным – там нельзя было рыбу ловить, потому там было очень много рыбы. Делегация поехала на священный остров, и, по одной из версий, она даже стреляла в этих идолов, но это не подтверждено. Шаманы «покамлали» – и боги сказали их задержать. Ханты их задержали, написали письмо в Москву, чтобы снизили налоги, чтобы делегацию забрали – выставили целый ряд требований. Ответа не последовало. И тогда было еще одно камлание, и Казымская богиня сказала им убить членов делегации – их принесли в жертву Казымской богине».
«Все герои имеют реальных прототипов. Среди них и Эйзенштейн, и Арсений Авраамов – композитор, который писал музыку для городов. И он действительно дирижировал городом, а инструментами были заводы, фабрики, паровозы, пароходы, самолеты с сиренами, пушки, огромные многотысячные толпы ходили по городу и пели интернационал. И это было даже исполнено один раз удачно в Баку. И один раз неудачно в Москве. А писал он музыку даже для страны – он хотел, чтобы она начиналась во Владивостоке, а заканчивалась на Балтийском море.
Это и реальный архитектор Тамонькин, который строил первый московский крематорий на территории Донского монастыря. История с крематорием взята практически полностью из газет того времени, включая фразу Калинина «Стройте скорее крематорий, (…) а то я не успею быть сожженным»… (Всесоюзный староста М. Калинин писал зампреду Моссовета: «Тов. Рогов! Больше ждать нельзя. Необходим, и как можно скорее, крематорий; боюсь, что умру раньше, чем вы его сделаете!» - прим. автора).
И история Московского латышского театра Скатувэ – под руководством О.Ф. Глазунова (на самом деле – Освалд Глазниекс). Это удивительная страшная история, когда латышей действительно обвинили в фашистском перевороте, в фашистском мятеже. И были сначала арестованы и расстреляны все мужчины театра, и женщины вышли на сцену играть мужские роли. И тогда даже в прессе было написано, что такое смелое решение режиссерское. Но через несколько дней арестовали и всех женщин, включая бухгалтерию и лифтерш. И только Освальд Глазунов не был арестован, потому что он числился в театре Вахтангова по документам. Арестовали его через три года.
Прототипы Полины – и Лариса Рейснер, и Людмила Наумовна Мокиевская-Зубок – такой собирательный образ Родины, советской Родины 30-х гг., у которой женское лицо».
Съемки на натуре: «Всех хантов я снимал в Хантах. Причем в Казыме и на месте, где происходили события. Более того, помещение, где я делал школу – это склад казымской культбазы, последнее здание казымской культбазы. И по одной из версий труппы членов вот этой принесенной в жертву делегации свердловского обкома партии привезли именно в это здание.
В Екатеринбурге я снимал Мексику, Свияжск, Москву, Камчатку».
«Литература важнее кинематографа во много раз»
Действительно, Федорченко производит впечатление начитанного человека, как будто больше даже краеведа и исследователя, нежели режиссера.
Алексей Федорченко: «Когда я со своим первым фильмом «Первые на луне» приехал в Ханты-Мансийск, то познакомился с семьей хантов – семьей Молдановых. Кроме того, что они оленеводы, они еще и ученые, фольклористы – собиратели обрядов, мифологии – авторы многих книг, которые называются как раз «Земля кошачьего коготка». И их дед – князь Молданов – был одним из организаторов Казымского восстания. Они мне рассказали про это восстание, о котором тогда в прессе, в литературе почти ничего не было. Была книжка Еремея Айпина – «Божья Матерь в кровавых снегах», плохая по-моему, и пара каких-то упоминаний. Я пошел в ННИ Угроведения в Ханты-Мансийске, и там собрал все, что можно было – диссертации, статьи. И буквально через полгода вышла как раз книга О.Д. Ерныховой «Казымский мятеж». Всю хронологию Казымского восстания я взял оттуда. А биографии авангардистов составил, изучив около четырехсот биографий художников-авангардистов.
История с памятником Иуды в картине – это тоже реальная история открытия памятника Иуде в Свиярске, в 18-м году. Когда там стоял штаб – Бронепоезд Троцкого. Вот он поставил такой памятник Иуде-богоборцу. Свидетельства есть: голландский журналист там присутствовал и буквально только один абзац есть в его воспоминаниях об этом памятнике; местные жители не признаются».
Весь фильм – театр
Картина «Ангелы революции» об авангарде и сама авангардна.
В картине, лишенной шаблонов, много небанальных образов, художественных фантазий, экспрессии, интересных режиссерских решений (как проекция советской делегацией фильма для хантов на дым от костра вместо привычного экрана – идея родилась, по словам режиссера, в процессе съемок).
Алексей Федорченко: «Я очень люблю примитивистскую живопись, поэтому в картине плоское изображение и немножко сломанные пропорции».
По художественному решению, по постановке кадра, мизансцен она выглядит как пестрый набор сценок, открыток этюдов в авангардном театре. Образ театра возникает неслучайно: «Вообще эта история про две такие языческие цивилизации – мансийскую и советскую, в которых очень много общего, и в фильме, если внимательно смотреть, очень много параллелей. И жертвоприношения, и театральные какие-то действа: с одной стороны – это мансийский кукольный театр, с другой стороны – примитивистский, авангардистский театр»
Здесь стоит упомянуть, что в одной из главных ролей снимается известный театральный актер Олег Ягодин, а на эпизодические роли режиссер позвал студентов из Екатеринбургского государственного театрального института (его же закончил и О. Ягодин) – курс А.В. Блиновой.
Кульминационная сцена фильма также решена в театральном духе: реальное столкновение хантов и карательного отряда изображено словно в кукольном театре.
Алексей Федорченко: «Было реальное столкновение хантов и карательного отряда: ханты построили ледяную крепость и так встретили карательный отряд. Погибло с одной стороны два человека, с другой стороны – два человека. Я очень боялся этой сцены, потому что она мне казалась очень банальной и неинтересной. И мне художники-постановщики говорили: скорей-скорей надо строить эту крепость – зима кончается. А мне ужасно не хотелось, потому что мне все хотелось придумать что-то интересное.
Я вспомнил эпизод фильма Аркадия Морозова – нашего режиссера-документалиста. Мы с ним делали кино в 2000 году, которое называлось «В зоне любви»: про слепого мансийского охотника Петра Курикова, который ходит по тайге и учит своего племянника всему – охотиться, рыбу ловить, изготавливать всевозможные вещи. И в том числе он был мастером по изготовлению музыкального инструмента санквылтапа и кукол. И в кадре он играет на санквылтапе, и к мизинцу привязана веревочка – на табуретке прыгают две фигурки. Тогда я купил несколько фигурок кукол у него. И когда я решил в такой вот форме примитивистской сделать эту стычку, я стал искать мастеров (а Петр Куриков уже умер к этому времени). И я не нашел никого – то есть это искусство прямо у нас на глазах исчезло, и больше никто этим у нас не занимается. И я решил просто восстановить эти куклы, чтобы хоть как-то об этом осталась некая память.
Документальное свидетельство
В этом игровом фильме, основанном на документальной истории, финал – документальный. Зритель видит современную съемку старушки в национальном костюме хантов, спасением которой после карательной операции, еще младенцем, заканчивается основное полотно фильма. Это Екатерина Обатина – та самая первая девочка Югры, родившаяся не в чуме, а в построенном советскими властями родильном доме.
Алексей Федорченко: «Когда я ехал в Казым, я решил ее найти, потому что эта сцена была в фильме: первой роженице дарят машинку «Зингер» – подарок от Сталина. Это действительно та первая девочка казымской культбазы. Мы к ней пришли в квартиру, которую она получила квартиру недавно. Всю жизнь она проработала учителем русского языка в школе-интернате.
Но героиня очень болела, и ее дочь нас все время выгоняла – быстрей, быстрей, быстрей. А она очень готовилась – нас встретила в парадном костюме. А я знал, что она пела в народном хоре каком-то небольшом. И я сказал: давайте хоть спойте нам, раз разговор не получается. Давайте мы камеру поставим, а вы споете нам что-нибудь. И вдруг она в коридоре затянула Пахмутову – «...Забота у нас простая, забота наша такая: жила бы страна родная, и нету других забот. И снег, и ветер, и звезд ночной полет… Меня мое сердце в тревожную даль зовет…» – я тогда подумал: ну все, кино у нас есть. Исполняя песню, она дошла до камеры – вот этот один дубль мы сняли, и сразу уехали. Она умерла буквально через месяц после съемок. Без нее кино, конечно, не получилось бы».
Чудесное название содержит в себе сразу несколько смысловых пластов — ангелы — это вестники, добрые хранители своих подопечных, посланцы иного мира. И залетели они внезапно туда, куда революция, казалось бы, еще не добралась и вряд ли когда доберется. На Север, на север! Вот куда отправляются художники-авангардисты, волею случая избранные донести ценности новой советской власти традиционным поселениям хантов. Будучи революционерами, они вместе с тем являются ангелами — и искренне веря в свою светлую миссию, пытаются воздействовать на других и на духовном уровне, а именно через их души — ведь это одна из задач искусства, которое призвано по сути своей людей объединять.
На деле же всё совсем не так радужно. Героиня Дарьи Екамасовой в самом начале картины в ответ на радостный возглас: «Вы живы!» охлаждает пыл караула, бросая: «Мы уже давно умерли, а теперь пришли за Вами». Слова эти, конечно, пророческие, но фильм и без того полон дурных предзнаменований. Участники экспедиции и сами в результате оказываются узниками своего времени. Новое передовое искусство, активно порицающее и топчущее искусство традиционное, замещает его коммунистическими идеалами и предлагает взамен огонь и пламя — с тем, чтобы сжечь прошлое, и не было бы к нему возврата.
Стереотипность мышления и представления о народах, населяющих разные уголки планеты и даже собственной страны, проявляются в уже встрече Полины со значительным лицом, отправляющим её в край хантов. Нарочитая декоративность и театрально подчеркнутая сказочность предметов порой кажется игрушечной, но в этих декорациях разыгрываются страсти не на жизнь, а на смерть.
Схожая тематика вмешательства советской власти в уклад народов севера была отражена еще в фильме Олега Фесенко 2009 года — «Красный лед. Сага о хантах», так же посвященном событиям Казымского восстания. Но в той картине основной была любовная линия и ход самого восстания, красочное описание быта и традиций хантов, что не отменяет её художественности. Там было больше про внутренний быт, традиции и шаманство хантов, и собственно действия противоборствующих сторон восстания, а здесь дана предыстория — осторожное насаждение советского порядка, и молчаливое противостояние хантов, события показаны с иного ракурса. Получилась скорее история про людей искусства, казалось бы, свободных в своем выборе, но падших жертвой советской пропаганды, ставши её карающим орудием. В фильме Федорченко всё уже гораздо жестче и серьёзней, хотя материал также подается с точки зрения пришлых красных, победивших в гражданской войне. Несмотря на абсурдность происходящего, чем более сосредоточенными и ответственными кажутся лица советских людей, тем более остро проявляется расхождение их действий со здравым смыслом. Самые торжественные моменты, вроде запечатления фотографий с хантами на память, открытия памятника Иуде Искариоту или презентации архитектором нового крематория (переделанного из церкви!) содержат в себе ощущение чего-то преходящего и неестественного. Зловеще звучат и прощальные слова невесты одного из героев, как бы в шутку перечисляющей предметы, которые нужно будет выбросить, если всё вдруг закончится.
И однажды действительно заканчивается. У каждого из этих художников, вне всякого сомнения — новаторов, своя собственная непростая судьба, оторвавшая их от своих занятий — и автор недаром дает нам возможность проникнуться историей каждого из этих людей в отдельности. Радует то, что о каждом из героев, отправляющихся в Казымскую тундру, мы узнаем последовательно и обстоятельно — и не только о Полине — ведущей всех их за собой, и верной своим идеалам. Манера повествования — пунктирная, временами переходящая в синкопу. В такие моменты зритель перестает быть только наблюдателем, становясь соавтором произведений авангарда, созданных молодыми художниками. Любование красотой повседневности и предметами быта новыми советскими людьми — вчерашними революционерами кажется безмятежным, но знаки прошлого и отзвуки войны настигают их даже в самый мирный час повседневных занятий. Неужели пришёл момент поплатиться за проявленную жестокость и пролитую кровь?
Кажется, сами герои так же когда-то были оторваны от традиций — особенно показателен ностальгически-медитативный эпизод чаепития за самоваром на морозе, оканчивающийся огнем. Все оттенки красного цвета в картине, конечно же, используются в полной мере, но вместе с тем достаточно осторожно, не перебивая общего колорита, который отличается многоцветием и переходит в монохромные тона и в сепию лишь там, где это необходимо, дабы подчеркнуть остановку прошедшего времени.
Следует ли напоминать о том, что судьба самого авангарда как направления была трагичной сама по себе и даже не в свете национальных традиций народов Югры? А разве театральная постановка с собаками, подвешенными на фоне декорации с голубым небом, не указывает на насмешливое отношение к самому стилевому направлению (хотя обращение с собаками довольно гуманно, и это тоже обыгрывается)? Домашние животные оказались в буквальном смысле марионетками в руках идейного кукловода. В самом деле, экспедиция в край Югры больше похожа на ссылку художников-авангардистов, которые могли быть понятными обществу только в короткий период времени, на фоне всеобщего ликования от восторжествовавшей революции. Эти люди тоже любили, имели свой уклад и ценности, которые всеми силами отстаивали. Однако насаждать свои ценности другим оказалось не так просто — напряжение между хантами и пришлыми русскими усиливается с каждым эпизодом и, наконец, достигает своего апогея, когда пришельцы решают посягнуть на самое святое, что у них было — на их веру. И здесь отрицание героями какого-бы то ни было Высшего начала, которое позволяло им идти напролом и не бояться за свои действия, сыграло с ними злую шутку.
Трагичность всего происходящего и обозначение его реальности вопреки сюрреалистическим средствам, с помощью которых была рассказана история, олицетворяет собой последняя документальная сцена, возвращающая зрителя в настоящее время. По признанию самого режиссёра, именно находка девочки, впервые родившейся на построенной советской культбазе, дала его творческому замыслу ощущение его законченности, с чем нельзя не согласиться, ибо эта сцена поставила жирную точку, или скорее троеточие, в этом фильме.